Здесь мы складываем свои фики, написанные в соавторстве и нет.
Дизайн сообщества периодически меняется в зависимости от нашего настроения и никого ни к чему не обязывает.
d и КсС
Внимание!
Здесь мы складываем свои фики, написанные в соавторстве и нет.
Дизайн сообщества периодически меняется в зависимости от нашего настроения и никого ни к чему не обязывает.
d и КсС
четверг, 02 августа 2012
варенье на завтра
Булочки с корицей
Автор: Коробка со специями и daana
Бета: они же
Персонажи: Дино Каваллоне, Хибари Кёя
Жанр: романс
Рейтинг: R
Размер: 4400 слов
Дисклеймер: как это ни печально, D18 придумали не мы
От автора: писал одной рукой, другая была занята.
Саммари: Кёя приехал к Дино. Или не совсем к Дино.
Как хорошо пережидать полуденную жару, сидя в беседке, увитой розами, за чашечкой кофе и канолли. Еще лучше – устроиться в патио, на бортике фонтана, с газетой или ноутбуком; но Дино все никак не мог отвыкнуть от непостоянного климата Японии, странно, столько времени прошло – а все еще никак.
Облака, кружевные и белые, тянулись по небу, не принося прохладу.
Дино накинул легкую рубашку, застегнул небрежно на две пуговицы и вышел из дома.
Без цели и без дел, ни о чем не думая, он прошел мимо виноградников и садов, мимо покатого обрыва – так хорошо было в детстве нырять с него под откос, и если как следует разогнаться, то сразу в море – поправил солнцезащитные очки и вышел на главную улицу.
Из кафе Марии-и-Марко пахло свежей выпечкой – корицей, ванилью и тем непередаваемо солнечным, медовым теплом, которое все никак не выветривалось, сколько ни стирай одежду, будто им пропитался весь город.
Этим утром в Сан-Стефано не было посторонних, и всё настраивало Дино на лирически-неторопливый лад.
За стойкой сегодня была Мария, вальяжная, крутобедрая, с дикой копной смоляных волос и строгим тихим голосом; Дино улыбнулся, но не успел даже поздороваться, как она, наклонившись, шепнула:
- Тот господин за столиком в углу…
- Чашку кофе… - начал было Дино, но, обернувшись, позабыл все слова.
- …со сливками и без сахара, - закончил Хибари Кёя. – И я все еще жду булочки с корицей.
Вырываться он не стал, видимо, разве что из приличия, только вымученно кивал на радостное «Кёя, ты здесь, какими судьбами!».
Дино даже не думал, что в такую жару захочет с кем-то обниматься.
Щека у Кёи оказалась прохладная и небритая.
Губы у Кёи оказались шершавые и теплые.
- Каваллоне, - сказал Кёя своими теплыми, шершавыми губами. – Отцепись от меня, травоядное, немедленно, убью.
Он был в костюме, в такую жару – в застегнутом пиджаке, в туго повязанном галстуке, в рубашке этой, как обычно, сиреневой – она делала его глаза фиолетовыми и темными, ничто так не подходило к выражению его лица, как эта предгрозовая свинцовая тяжесть.
Кёя, Кёя, Кёя, беззвучно повторял Дино. Вот почему он не мог, не хотел привыкать к Италии.
Вот почему он оставался дома.
- Рад тебя видеть, - сказал Дино и бережно разгладил смятый пиджак. – Могу чем-то помочь? Здесь не любят чужаков.
Кея растерянно моргнул.
- И правильно делают, - ответил он.
Дино рассмеялся.
- Присаживайся и готовься. Эти булочки будут лучшими в твоей жизни.
Солнечные лучи падали из открытого окна, заставляя Кёю щуриться; наконец, он не выдержал – откашливаясь, ослабил галстук. Он будет раздеваться медленно, сам не замечая, как жара отвоевывает у него вещь за вещью, Дино знал, как это бывает: приезжаешь, застегнутый на все пуговицы, плавишься, таешь, сдаешься.
- Мне нужны две вещи, - нахмурился Кёя, осторожно поднимая с блюдца невесомую чашку: - Кондиционер и интернет.
- Зачем ты здесь? – поинтересовался Дино.
Кёя отпил из чашки; ровным, аккуратным движением поставил ее обратно.
- Не твое дело, - ответил он.
- Твои булочки, - вспомнил Дино и поднялся.
Кея хмыкнул. И едва слышно бросил вслед:
- Вот идиот...
Мария была взволнована. Точно ли дон Каваллоне знает подозрительного синьора, и не разрушит ли этот ужасный синьор ее гостиницу, пока бесполезный толстяк Марко будет развлекать таких же бесполезных дураков вечером в баре; не сожжет ли, не пробьет ли стену своими иностранными палками, ведь иностранцы – от них любого непотребства ожидать можно. Все будет хорошо, улыбался Дино, все будет прекрасно, убеждал он Марию, и не чувствовал в своих словах уверенности. Воздух тек и плавился, наверное, жара; кондиционер и интернет, Кёя так сказал, Кёя стаскивал с себя галстук и терпеливо ждал булочек, Кёя с таким лицом, что об него можно остужать лимонад.
- Слушай, - сказал Дино, - зачем ты здесь, ты сэкономишь нам время, если не будешь…
- Я сэкономлю, - ответил Кёя и встал.
Распахнутый ворот, обнаженная шея, надменно вздернутый подбородок. Дино опасался смотреть выше, хотя и так было плохо. Все было плохо, хуже просто некуда.
- Давай подеремся, - сказал Кёя. И когда он это сказал, его губы изогнулись насмешливо и беззащитно. Будто он не ждал отказа. Будто он не ждал ответа.
Будто все таяло и смешивалось.
- Тренировки – это важно, - ответил Дино. – И кондиционер. И интернет.
- Все это важно, - кивнул Кёя.
- Ты приехал по делам Вонголы?
- В целом, да.
Кея встал, поднял тонфы. Мария за стойкой ахнула и потянулась за ружьем.
- Кёя, Кёя, стоп, только не здесь, - замахал руками Дино, шагая вперед. Осторожно перехватил его руки, чувствуя себя сапером – рванет? не рванет? – и забормотал примирительно:
- Давай не будем здесь драться, ладно?
- А где будем? – спросил Кёя. Он не спешил отодвигаться.
- Можно у меня, - задумался Дино. – В саду или во внутреннем дворике. Или на пляже. Можно даже на крыше, там пальмы, но с ними, наверное, ничего не случится, а если даже и случится…
Он увлекся своими мыслями и не сразу заметил, что Кёя смотрит на него как-то странно.
- Что?
- Ничего, - ответил Кёя и опустил тонфы. – Ладно, поднимусь в номер за чемоданом.
- Как же булочки? – крикнул Дино ему вслед. Кёя, уже стоя у выхода, обернулся.
- Каваллоне, у тебя живот голый. Это отвратительно. Застегнись.
В наступившей тишине было слышно, как вращаются лопасти вентилятора.
- Дон Каваллоне, так этот синьор – ваш гость? – драматическим голосом спросила Мария.
- Похоже на то.
***
Море не было ни синим, ни зеленым - солнце делало его серебряным, заставляло мелкие волны блестеть ярко и остро. Хибари опустил со лба на нос темные очки, оперся спиной на релинг, подтянул ногу.
- Тебе удобно? - Каваллоне едва заметно покачивал штурвал, бросал на Кёю короткие взгляды, улыбался. Раздражал.
- Третий раз, - Хибари закрыл глаза, запрокинул голову, прижался затылком к горячему хромированному железу. - Придумай другую тему для разговора.
- Отличная погода сегодня, - сказал Каваллоне, и в его голосе прятался смех. - Я рад, что тебе у меня нравится. Может быть, хочешь выпить? Черт, Кёя, я забыл, что там дальше в разговорнике.
- Где здесь можно кого-нибудь убить, - подсказал Хибари, открыл глаза, прищурился: даже темные очки не спасали. Солнце слепило, обжигало, как будто пыталось осушить море, сжечь дотла яхту вместе с рулевым и единственным пассажиром. Хотя нет - рулевого оно ласкало, не обжигая. Это ведь солнце сделало кожу Каваллоне такой золотистой, почти медовой; темные линии татуировки, вьющиеся по руке, скользящие вверх по шее из-под ворота футболки, контрастировали со светлой, теплой даже на вид кожей.
- Что? - спросил вдруг Каваллоне, оперся на сверкающее колесо штурвала, свесил руки, сплел пальцы. Взглянул вопросительно - и как будто понимающе.
- Скучно, - Кёя снова закрыл глаза.
Скучно, Каваллоне, - сказал он вчера вечером, когда оба они уже были с ног до головы в мелком песке, и песок, казалось, был везде, где только можно. У Кёи ныло обласканное кнутом предплечье, у Каваллоне наливался ярким сочным цветом кровоподтек на челюсти. Тут ничего не изменилось; почему-то Кёя думал, что сейчас все должно быть иначе - как именно "иначе"? - но все было как раньше: Каваллоне редко пропускал его атаки и сам доставал его не намного чаще; драки приносили удовольствие, но ничем не заканчивались.
Иначе стало что-то другое; в ясных карих глазах то и дело мелькал напряженный интерес, которого не было там раньше, беспокойный вопрос - или непонимание? Что ты здесь делаешь, Хибари Кёя, спрашивали эти глаза, зачем ты здесь. Зачем я здесь, спросил сам себя Хибари - и сказал: где тут можно кого-нибудь убить, Каваллоне?
Архипелаг, к которому шла яхта, плыл и дрожал в горячем воздухе, постоянно менял очертания; как мираж, - подумал Кёя, поморщился. Отвел взгляд. Зря: Каваллоне как раз взлохматил волосы, тряхнул головой так, будто разбрасывал вокруг брызги, улыбнулся.
- Искупаться бы.
- Успеешь, - Кёя снова взглянул на ближайший к ним остров, темно-зеленый и светло-серый, камень и листва, а что там еще, за листвой или под камнями. Есть ли там то, что нужно.
- Тебе что, совсем не жарко? - любопытство Каваллоне, кажется, было искренним.
- Глупый вопрос. Если бы мне не было жарко, я бы надел пиджак.
Каваллоне засмеялся - непонятно, почему.
Разумеется, здесь было жарко - под высоко стоящим солнцем, над сверкающей водой. Не могло не быть. Даже утром на балконе, где они завтракали, было немногим прохладнее; Кёя вышел к завтраку не в костюме, в рубашке и светлых джинсах - чувствуя себя при этом почти проигравшим; еще вчера упрекал Каваллоне в том, что тот ходит нараспашку (гладкая медовая кожа между разошедшимися полами рубашки, невозможно смотреть, почти как на солнце), а сегодня сам повел себя не лучше.
- Вот это да, - Каваллоне отреагировал неестественно оживленно, даже булочку отложил. - Какое непривычное зрелище, Кёя!
- У нас мало времени, - никакой другой ответ на ум не пришел.
- Помню, помню, - Каваллоне поднял руки, словно сдавался; как же Кёя ненавидел этот его жест, больше, чем любой другой; таким беспомощным и растерянным становилось его лицо, так открыто он улыбался, как будто считал, что Кёе не наплевать на все эти его символические капитуляции, как будто чего-то ждал. Кёя поморщился и дернул кресло, отодвигая от стола - слишком резко, со скрипом и скрежетом. Ешь свою булочку, хотел сказать он, не промахнись мимо джема, не вылей на себя сливки, займись, наконец, чем-нибудь, Каваллоне, хватит пялиться.
- Кофе? - Каваллоне потянулся к кофейнику, задел сахарницу, не позволил ей перевернуться, другой рукой поймал покатившийся нож, чуть не сбил сливочник, но удержал коротким движением запястья - его легендарная неловкость за прошедшие годы превратилась в безупречную четкость, с которой он исправлял собственные ошибки раньше, чем они успевали случиться по-настоящему.
- Чай, - ответил Кёя. - Я сам налью.
Остров приближался, вырастал из воды крутой каменистый берег, поднимались вверх по скалам цепкие кривые деревья, темная щель в скале, чуть выше уровня моря, выглядела случайной игрой природы, но не была ею.
- Здесь? - спросил Кёя, встал на ноги.
- Здесь, - Каваллоне заблокировал штурвал, ткнул в пульт: якорь ударился об воду. - Ближе к берегу не подойти.
- Вплавь? - Кёя перегнулся через борт, глянул вперед; в общем-то, можно было и вплавь, охладиться не помешало бы.
Каваллоне махнул рукой над бортом, что-то плеснуло; он подошел, встал рядом.
- Твою мать, - не сдержался Кёя, когда яхту качнуло, а из-под волн выросла черепашья спина; с панциря бежали потоки воды. - Ты бы еще щенка с собой взял. На прогулку.
- Удобно же, - Каваллоне перемахнул через борт одним движением, качнулся, но удержал равновесие на покатом панцире, даже не оступился. И протянул руку, будто приглашал.
Кёя прыгнул следом - отшатнулся, оказавшись слишком близко, опасно близко; не позволил Каваллоне поймать себя за локоть, отступил на шаг, сунул руки в карманы.
- Надеюсь, твое животное тебя слушается.
- Энцо меня любит, - серьезно сказал Каваллоне. - Он сам знает, что делать.
Кёя отвернулся; берег стремительно двинулся им навстречу. Наконец-то.
- Есть один островок, - рассказывал Каваллоне вчера, - тихое место, красивое, только концентрация Пламени там - выше некуда. Охраняют - вопрос в том, что именно. Я сам собирался к ним наведаться попозже, но если тебе так уж скучно...
- Завтра, - ответил Кёя, - и лучше с утра.
Темная расселина вела в темный коридор, фонари на стенах не горели. Впереди слабо видна была белая дверь, глухая, тяжелая.
- Отлично, - Кёя не замедлил шага. Коробочка сама легла в ладонь, Ролл выкатился из нее лиловым клубком, вырос по пути, набрал скорость - дверь, конечно, не устояла.
Дальше коридор стал светлым и широким; кинулись навстречу какие-то идиоты в белой форме, и Кёя с облегчением отвлекся, почти забыл про Каваллоне - просто чувствовал его присутствие неподалеку, пламя Неба невозможно было не чувствовать. Когда нападающих стало слишком много - они мешали друг другу, но и Кёе они мешали убивать их, суетились, лезли под ноги, замедляли движение - горящая оранжевым пламенем длинная змея свистнула рядом, почти вплотную, расчистила дорогу, размела атакующих.
- Не лезь под руку, - бросил Кёя через плечо. Каваллоне засмеялся.
Слишком быстро, - думал Кёя десять минут спустя, погасив пламя, отряхивая тонфы. В бункере, скрытом внутри скалы, не осталось никого живого - и не всех он убил сам.
- Ну, и что тут у Миллефиоре? - Каваллоне подошел, смотанный кнут уже висел на поясе. - Похоже, лаборатория?
- Склад, - Кёя шагнул через смятый, изломанный железный порог, открыл коробочку, впуская Ролла домой. - Посмотри.
Каваллоне повел взглядом по сторонам, присвистнул.
Оружейных коробочек, заполнявших полутемное хранилище, хватило бы на средних размеров армию. Для армии они и предназначались.
Кольца лежали отдельно, и их было не меньше.
- А-класс, - Кёя ссыпал с ладони кольца, которые рассматривал. - Как я и думал.
- Что, прости? - Каваллоне обернулся через плечо. Растерянный, непонимающий вид - но взгляд при этом острый, внимательный и чужой. Неожиданно и неприятно чужой. - То есть, ты знал, что тут за склад?
Тишина, повисшая в хранилище, была такой хрупкой, такой беспомощной. Ее хотелось побыстрее уничтожить. Чтобы не раздражала.
- Все это можешь забрать себе, - Кёя развернулся к выходу. - Я узнал, что хотел.
Тишина смотрела ему вслед, когда он уходил.
***
Кёя был не в духе. Кёя злился. Кёя чувствовал себя виноватым. Он сидел напротив Дино и сверлил взглядом стакан с апельсиновым соком. Взгляд был такой, что кубики льда трещали и трескались.
Дино перелистнул газету и тоном вынужденно гостеприимного хозяина поинтересовался:
- Может, кофе?
- Может, хватит? – ответил Кёя с теми же интонациями. – Каваллоне, на тебя смотреть противно.
Не смотри, подумал Дино. Уезжай. Ты же закончил с делами здесь.
Возможно, он был слишком хорошо воспитан, чтобы произнести это вслух. Или не хотел окончательно ссориться. Или на что-то надеялся, выставляя себя еще большим дураком – если такое, конечно, возможно.
А может, тебе просто интересно, что предпримет Кёя? – внутренний голос был противным. У Реборна были похожие интонации, и они никогда не предвещали ничего хорошего.
Кёя едва слышно вздохнул.
- А как ты вышел на эти кольца?
- Это долгая история, - улыбнулся Дино. – Но к Вонголе она не имеет никакого отношения.
Презрение к травоядным.
Кёя не считал нужным хитрить и манипулировать – просто не видел в этом смысла. Не стоило считать его прямолинейным и примитивным. Точно так же, как и сам Дино, он мог врать или недоговаривать; в отличие от Дино, он не питал привязанности к невольному компаньону.
Он был в своем праве.
От мысли об этом стало совсем плохо, Дино даже сполз вниз по креслу, прячась за газетой.
Кёя привстал.
- Эй, что с тобой. Не хочешь – не рассказывай. Я просто решил поддержать разговор.
Дино нащупал солнцезащитные очки, надел их и откинул голову.
- Скучно, - сказал он.
- Давай подеремся, - в голосе Кёи дрожала странная, тягучая хрипотца. – Слышишь, Каваллоне, давай подеремся. Сейчас же, поднимайся, ты, ленивая задница.
Зачем ты здесь, хотел спросить Дино, почему ты все еще здесь. Но не спросил – встал, аккуратно задвинул стул и с сожалением ответил:
- Извини, Кёя, мне нужно доделать одно дело. А потом я полностью в твоем распоряжении.
Кёя пожал плечами – не больно-то и хотелось; тоже встал.
- Завтра уезжаю, - сказал он.
- Жаль, - безучастно ответил Дино. – Скоро освобожусь.
Кёя перекинул через плечо полотенце, вяло помахал рукой и побрел к пляжу. Больше невозможно было себе врать: Дино влюбился. Он не знал, что с этим делать, не знал, когда это началось.
И совершенно не представлял, как это прекратить.
- Что с вами, Дино? – нахмурился дон ди Франческо, когда Дино в третий раз запнулся. – Выглядите нездоровым.
Ди Франческо был из тех союзников, которые уважали хватку и расчет; ни в коем случае нельзя было показывать ему свою уязвимость. Кёя мог быть старым знакомым, представителем могущественной Вонголы, пускай даже увлечением, прихотью – но не слабым местом.
- Немного вымотался, - ответил Дино.
Ди Франческо поскучнел:
- Да, мне уже доложили. Значит, теперь запрещенным оружием занимается семья Каваллоне? Не слишком жирный кусок для одного человека?
- Для одного? У меня сейчас гостит представитель Вонголы, вам должны были… – Дино улыбнулся, – доложить.
Ди Франческо кисло улыбнулся в ответ, а Дино застыл, сокрушенный внезапным пониманием: чей же это на самом деле был план? Подставить союзника, не подставляя себя. Худший вариант – верный вариант, так учил его Реборн.
Кёя бы не послушался Цуну – он всегда держался в стороне, у него всегда были свои цели. Чей же это план? Голос Цуны в телефонной трубке казался сонным; часовые пояса, вспомнил Дино, машинально расспрашивая, как дела – Цуна отвечал, а потом неожиданно спросил: у тебя какое-то важное дело? Что-то случилось, да?
Да, кивнул Дино, так получилось, что в мои руки попала большая партия серьезного оружия, ну, так получилось, только это не тот пирог, который стоит есть в одиночку, кстати, кто у вас сейчас занимается кольцами?
Цуна долго молчал, а когда все стало совсем ясно, неловко ответил:
- Ты же сам знаешь, он не любит говорить о своих делах.
На балконе, забытая на столе, лежала газета. Дино раскрыл ее и уставился в печатные строчки, не видя ни одной. Чувства не должны мешать делам, это правило нерушимо. За спиной послышались шаги, запахло морем. На плечи упали капли воды, спинка кресла спружинила – Кёя, подошедший сзади, уперся в нее и наклонился.
- Что пишут?
- Упали два самолета, - ответил Дино. – Кажется, в Атлантике.
- А еще?
- Иена тоже упала.
- Это не новость. А еще?
Дино обернулся. Кёя, мокрый, в липнущих к телу джинсах, без рубашки, нависал над ним и смотрел, щурясь, как от яркого солнца. Капли воды срывались с волос и скользили по груди, расчерчивая ее слюдяными полосами.
- Будешь ужинать? – спросил Дино, отводя взгляд. Он мог бы снять губами эти капли, мог бы подняться вверх, до шеи, до изогнутых уголков рта, мог бы спуститься вниз. Он мог двигаться в любом направлении; но единственное направление, которое имело смысл – это подальше от Кёи.
- Нет, - Кёя покачал головой, и склонился, приближаясь. А потом прикусил губу и выпрямился: - Не хочу.
- А чего ты хочешь, Кёя?
Кёя открыл рот, собираясь что-то сказать, и неожиданно захлопнул. Вид у него был растерянный.
- Выпить, - ответил он. – Мне определенно нужно выпить.
Обошел стол и сел в кресло, чуть его не перевернув.
- Наклевывается выгодное дело, - сказал Дино, откладывая газету. – С тем оружием. Цуна сказал, это по твоему профилю. Удачно все сложилось, правда?
Принесли вино и бокалы, а Кёя все смотрел на него остановившимся, пустым взглядом – просто смотрел, молча. Дино разлил вино, ему не хотелось пить; Кёя потянулся за бокалом, промахнулся; потом схватил, чуть не опрокинув, Дино успел поймать бокал – почти машинально, как если бы устранял последствия собственной неловкости; пальцы Кёи дрогнули.
- Дино, - придушенным шепотом произнес он. – Руку. Немедленно.
- Извини, - Дино убрал руку. – Кажется, ты хотел подраться.
Кёя закрыл глаза и равнодушно сообщил:
- Потрахаться. Я хотел потрахаться. Скажешь сейчас хоть слово – и ты труп.
***
Ждал ли он чего-то другого - или рассчитывал, что это сработает? Или сказал, бездумно и безнадежно, правду, которую сам признал только что? Каваллоне встал, Кёя тоже поднялся, обогнуть стол - даже не секунда; Дино оказался так близко, такой незащищенный, беспомощный - Кёя чуть не вывернул ему руку за спину, по привычке, машинально - и чуть не засмеялся, когда это понял. Не успел засмеяться: Дино целовался голодно, настойчиво, схватился за его плечи, будто не мог удержать равновесие - а потом вздохнул, откинул голову, тем же беззащитным жестом, каким поднимал руки, словно сдаваясь - только сейчас это не вызвало раздражения, совсем не вызвало. Кёя прижался губами к светлой медовой коже, провел языком по татуировке, уходящей под воротник рубашки, отстранился, дернул рубашку в стороны. Дино вдруг засмеялся - нервно, беспокойно, едва не всхлипывая.
- Каваллоне, - сказал он отрывисто, передразнивая и напоминая, - у тебя живот голый, это отвратительно, так, значит, да?
- Заткнись, - ответил Кёя, толкнул его к столу, спиной вперед. Стол вздрогнул, недопитая бутылка вина упала с глухим стуком, покатилась по полу, оставляя на мозаичной плитке красный след; бокалы разлетелись осколками. Дино не упал - сел на стол, поерзал, сминая скатерть, потянул Кёю за собой, стиснул коленями - и поцеловал еще раз, медленнее, сосредоточеннее - скользнул языком по губам, потом вверх по щеке, до виска, держа Кёю за затылок, заставляя поворачивать голову.
- У тебя с волос течет, - пробормотал он неразборчиво прямо рядом с ухом.
- Не оправдывайся, Каваллоне, - сказал Кёя, и теперь засмеялись они оба.
Пошли в спальню, собирался сказать Кёя, если не хочешь прямо тут, на столе, на балконе с видом на море - но Дино уже потянулся целоваться снова, гладил его по плечам и спине, а потом опустил руки, втиснул пальцы за пояс джинсов, и Кёе стало жарко, хотя казалось бы, только что, десять минут назад, прохладное по сравнению с воздухом море - но нет, еще чуть-чуть, и текущая с волос вода вскипит, просто не может не вскипеть.
- Пошли в спальню, - хрипло сказал Дино, - здесь неудобно.
И они опять никуда не пошли; Кёя даже не знал, что Каваллоне может говорить таким голосом, таким тоном. Скатерть мялась, Дино ерзал на столе, пытаясь прижаться плотнее, притянуть Кёю еще ближе к себе; под ногами хрустело тонкое стекло, где-то далеко шумело море, или это кровь в ушах шумела, поди разбери. Дино, кажется, расстегнул на нем джинсы - Кёя машинально повторил его движение, ремень с тяжелой пряжкой выскользнул из пальцев, стукнул Дино по бедру; они трогали друг друга, и тесно прижимались друг к другу, и это было очень неудобно, почти невозможно было шевельнуть рукой - даже вверх-вниз двинуть, и то проблема, но это не имело совершенно никакого значения.
- Что? - спросил Кёя, неизвестно, сколько времени спустя, и Дино повторил на ухо, прихватывая губами мочку: там кровать, там будет удобнее. Кёя позволил ему встать со стола, даже штаны застегнуть позволил, и свои тоже застегнул, и они пошли - в полутемный коридор, мимо столовой, мимо библиотеки, в спальню Дино, светлую и просторную, занавески в ней подрагивали от сквозняка, окна выходили в сад, и поэтому было прохладно, у Кёи даже мурашки побежали от запястья к локтю, или это потому, что Дино скинул испорченную рубашку, опустил руки на пояс и сам расстегнул ремень. Смотрел на Кёю, улыбался - и раздевался.
А потом сказал:
- У тебя волосы почти высохли. Жалко.
Но это он сказал уже немного позже, когда водил губами по Кёиной груди, по шее, щекотно и беспокойно - и шептал что-то, то по-японски, то по-итальянски, Кёя не прислушивался и потому понимал не все. Хотелось что-нибудь сделать, что угодно, но Дино шептал "Сейчас, Кёя, подожди" - и Кёя ждал, пока мог - но все-таки не выдержал, поймал Дино, уронил, навалился сверху; Дино улыбнулся и снова запрокинул голову.
Потом было еще много всего, но этот беззащитный, открытый, доверчивый жест остался в памяти яркой картинкой, золотистой на безупречно белом. Даже после, когда яростную жажду сменило тяжелое ленивое утомление, когда Кёя лежал, глядя в потолок, и старался ни о чем не думать, а Дино рядом молчал, уткнувшись лицом в подушку, этот жест все еще не забылся.
- У тебя что, - Дино вдруг приподнялся на локтях, повернул голову, посмотрел на Кёю, - такой способ извиняться?
Тишина оказалась очень знакомой; она как будто кралась следом из того чертова хранилища на острове, ждала удобного момента, выглядывала из тени - и вот теперь воцарилась снова, и ее хрупкость была такой обманчивой.
- Не говори глупостей, - сказал Кёя. Губы саднило, они еле двигались. - Просто хотел тебя трахнуть.
Джинсы нашлись на полу возле кровати, неприятно влажные и холодные.
***
Дино спал тревожно и чутко; в полудреме ему то и дело казалось, что кто-то ходит за стеной. Нет, это ветер трепал занавески. Когда ощущение чужого присутствия стало невыносимым, он проснулся – резко, будто вынырнул из холодной воды.
Дверь тихо открылась. Кея вошел в комнату – так осторожно, будто по углям.
- Не спится? – спросил Дино, приподнимаясь.
- Я бы уехал, - в темноте лицо Кёи казалось белой фарфоровой маской. – Я хотел уехать прямо сейчас.
- Но это было бы неразумно, - кивнул Дино.
- Неразумно и неудобно. К тому же, я не нашел ключи.
Дино покачал головой. Еще вчера его бы удивил беззастенчиво врущий Кёя, но сейчас ему просто
хотелось спать. И совершенно не хотелось объяснять, что когда уходишь, ключи не нужны. Кровать просела – Кёя устроился рядом. Уткнулся лбом в плечо и пробормотал:
- Все плохо. Все было плохо, а стало еще хуже.
Дино ничего не ответил; развернулся, осторожно обнял Кёю и вдруг подумал, что все, что с ними происходило и происходит – закономерно. Чудовищно целеустремленный, непреклонный, упрямый, Кёя разогнал себя до скорости света, он уже не сможет остановиться, с каждым мгновением увеличивая дистанцию между собой и всеми остальными, разрывая связи, избавляясь от привязанностей.
Здесь не на что было обижаться; жаль, что они потеряли столько времени зря.
- Все хорошо, - ответил Дино. – А будет еще лучше.
Он так и не смог заснуть до утра, а Кёя, отрубившийся сразу же, будто его выключили, во сне что-то бормотал и хмурился. Дино наклонился и услышал свое имя.
Утро рассеяло последние сомнения.
Дино встал, чувствуя себя не столько разбитым, сколько освобожденным. Кёя, спящий в его кровати, вызывал у него отдаленную приязнь. Странная, глухая пустота разливалась в груди.
Спустя час и три разговора он окончательно понял, что пытается строить гнездо в водосточной канаве – надвигающаяся война делала договоренности иллюзорными и ломкими. Мир мафии ждал, делая вид, будто ничего не происходит. Какую роль во всем этом играл Кёя?
К завтраку Кёя пришел в костюме. Дино не ходил его будить, вообще не заходил в свою спальню с тех пор, как встал. Не хотел видеть, как Кёя проснется в его постели.
- Доброе утро, - сказал Кёя в пространство над головой Дино.
- Доброе утро, - ответил Дино воздуху за правым плечом Кёи.
- Не вздумай их продавать, - сказал Кёя десять минут и два тоста с джемом спустя. - Тебе самому пригодятся.
Коробочки; он говорил про коробочки и кольца. Тут можно было бы сказать - а вот это уже точно извинение, Кёя, - но Дино не стал. Не было смысла, Кёя уезжал, и ссориться еще раз, еще сильнее, не было смысла. Да и куда уж сильнее.
- Мне пора, - сказал Кёя и встал. Проходя мимо кресла, в котором сидел Дино, он на мгновение остановился, будто запнулся.
- Я тебя отвезу.
Просто вежливость.
До аэропорта недалеко, пятнадцать минут по пустой дороге, четверть часа пустого разговора: если у тебя еще будут здесь дела; возможно; буду рад тебя видеть; я учту; передай привет Цуне; вряд ли. Ни одного "заткнись, Каваллоне", ни одного "не делай такое лицо, Кёя", взрослые люди так себя не ведут, взрослые, чужие друг другу люди.
В здание аэропорта Дино не пошел; сказал "Удачи", помахал, глядя, как Кёя зачем-то медлит, не разворачивается сразу к стеклянным дверям; чувствовал, что сейчас накатит, накроет, собьет с ног, он выскочит из машины и кинется следом, схватит за локоть, не позволит выдернуть руку, развернет к себе, будет целовать твердые губы, искривленные недоуменно, насмешливо и брезгливо. Стеклянные двери разошлись и сошлись, Дино передернул плечами и повернул ключ зажигания.
Накрыло уже по дороге, Дино вцепился в руль, сбросил скорость - так стало тошно и пусто, свобода оказалась порченой, отравленной глухой тоской. Мимо пролетали машины, даже такси его обгоняли, так медленно он ехал, да какая разница, некуда спешить, теперь везде пусто.
Из кафе Марии-и-Марко пахло корицей и ванилью, пахло чем-то утраченным, потерянным, тем, чего больше никогда не будет. Дино припарковался у тротуара, вышел, сам не зная, зачем, толкнул дверь: сейчас он войдет и все повторится, безнадежно представил он, Кёя будет сидеть за столиком в углу, такой же хмурый, совершенно не летний, в этой своей глухой броне: пиджак, тугой галстук, рубашка...
Он, конечно, ошибся.
Галстук у Кёи был развязан, рубашка расстегнута на три пуговицы.
- Булочки, - сказал Кёя, глядя мимо Дино и делая это так старательно, что Дино чуть не засмеялся от дурной, бестолковой радости. - Я их все еще жду.
Автор: Коробка со специями и daana
Бета: они же
Персонажи: Дино Каваллоне, Хибари Кёя
Жанр: романс
Рейтинг: R
Размер: 4400 слов
Дисклеймер: как это ни печально, D18 придумали не мы
От автора: писал одной рукой, другая была занята.
Саммари: Кёя приехал к Дино. Или не совсем к Дино.
Как хорошо пережидать полуденную жару, сидя в беседке, увитой розами, за чашечкой кофе и канолли. Еще лучше – устроиться в патио, на бортике фонтана, с газетой или ноутбуком; но Дино все никак не мог отвыкнуть от непостоянного климата Японии, странно, столько времени прошло – а все еще никак. Облака, кружевные и белые, тянулись по небу, не принося прохладу.
Дино накинул легкую рубашку, застегнул небрежно на две пуговицы и вышел из дома.
Без цели и без дел, ни о чем не думая, он прошел мимо виноградников и садов, мимо покатого обрыва – так хорошо было в детстве нырять с него под откос, и если как следует разогнаться, то сразу в море – поправил солнцезащитные очки и вышел на главную улицу.
Из кафе Марии-и-Марко пахло свежей выпечкой – корицей, ванилью и тем непередаваемо солнечным, медовым теплом, которое все никак не выветривалось, сколько ни стирай одежду, будто им пропитался весь город.
Этим утром в Сан-Стефано не было посторонних, и всё настраивало Дино на лирически-неторопливый лад.
За стойкой сегодня была Мария, вальяжная, крутобедрая, с дикой копной смоляных волос и строгим тихим голосом; Дино улыбнулся, но не успел даже поздороваться, как она, наклонившись, шепнула:
- Тот господин за столиком в углу…
- Чашку кофе… - начал было Дино, но, обернувшись, позабыл все слова.
- …со сливками и без сахара, - закончил Хибари Кёя. – И я все еще жду булочки с корицей.
Вырываться он не стал, видимо, разве что из приличия, только вымученно кивал на радостное «Кёя, ты здесь, какими судьбами!».
Дино даже не думал, что в такую жару захочет с кем-то обниматься.
Щека у Кёи оказалась прохладная и небритая.
Губы у Кёи оказались шершавые и теплые.
- Каваллоне, - сказал Кёя своими теплыми, шершавыми губами. – Отцепись от меня, травоядное, немедленно, убью.
Он был в костюме, в такую жару – в застегнутом пиджаке, в туго повязанном галстуке, в рубашке этой, как обычно, сиреневой – она делала его глаза фиолетовыми и темными, ничто так не подходило к выражению его лица, как эта предгрозовая свинцовая тяжесть.
Кёя, Кёя, Кёя, беззвучно повторял Дино. Вот почему он не мог, не хотел привыкать к Италии.
Вот почему он оставался дома.
- Рад тебя видеть, - сказал Дино и бережно разгладил смятый пиджак. – Могу чем-то помочь? Здесь не любят чужаков.
Кея растерянно моргнул.
- И правильно делают, - ответил он.
Дино рассмеялся.
- Присаживайся и готовься. Эти булочки будут лучшими в твоей жизни.
Солнечные лучи падали из открытого окна, заставляя Кёю щуриться; наконец, он не выдержал – откашливаясь, ослабил галстук. Он будет раздеваться медленно, сам не замечая, как жара отвоевывает у него вещь за вещью, Дино знал, как это бывает: приезжаешь, застегнутый на все пуговицы, плавишься, таешь, сдаешься.
- Мне нужны две вещи, - нахмурился Кёя, осторожно поднимая с блюдца невесомую чашку: - Кондиционер и интернет.
- Зачем ты здесь? – поинтересовался Дино.
Кёя отпил из чашки; ровным, аккуратным движением поставил ее обратно.
- Не твое дело, - ответил он.
- Твои булочки, - вспомнил Дино и поднялся.
Кея хмыкнул. И едва слышно бросил вслед:
- Вот идиот...
Мария была взволнована. Точно ли дон Каваллоне знает подозрительного синьора, и не разрушит ли этот ужасный синьор ее гостиницу, пока бесполезный толстяк Марко будет развлекать таких же бесполезных дураков вечером в баре; не сожжет ли, не пробьет ли стену своими иностранными палками, ведь иностранцы – от них любого непотребства ожидать можно. Все будет хорошо, улыбался Дино, все будет прекрасно, убеждал он Марию, и не чувствовал в своих словах уверенности. Воздух тек и плавился, наверное, жара; кондиционер и интернет, Кёя так сказал, Кёя стаскивал с себя галстук и терпеливо ждал булочек, Кёя с таким лицом, что об него можно остужать лимонад.
- Слушай, - сказал Дино, - зачем ты здесь, ты сэкономишь нам время, если не будешь…
- Я сэкономлю, - ответил Кёя и встал.
Распахнутый ворот, обнаженная шея, надменно вздернутый подбородок. Дино опасался смотреть выше, хотя и так было плохо. Все было плохо, хуже просто некуда.
- Давай подеремся, - сказал Кёя. И когда он это сказал, его губы изогнулись насмешливо и беззащитно. Будто он не ждал отказа. Будто он не ждал ответа.
Будто все таяло и смешивалось.
- Тренировки – это важно, - ответил Дино. – И кондиционер. И интернет.
- Все это важно, - кивнул Кёя.
- Ты приехал по делам Вонголы?
- В целом, да.
Кея встал, поднял тонфы. Мария за стойкой ахнула и потянулась за ружьем.
- Кёя, Кёя, стоп, только не здесь, - замахал руками Дино, шагая вперед. Осторожно перехватил его руки, чувствуя себя сапером – рванет? не рванет? – и забормотал примирительно:
- Давай не будем здесь драться, ладно?
- А где будем? – спросил Кёя. Он не спешил отодвигаться.
- Можно у меня, - задумался Дино. – В саду или во внутреннем дворике. Или на пляже. Можно даже на крыше, там пальмы, но с ними, наверное, ничего не случится, а если даже и случится…
Он увлекся своими мыслями и не сразу заметил, что Кёя смотрит на него как-то странно.
- Что?
- Ничего, - ответил Кёя и опустил тонфы. – Ладно, поднимусь в номер за чемоданом.
- Как же булочки? – крикнул Дино ему вслед. Кёя, уже стоя у выхода, обернулся.
- Каваллоне, у тебя живот голый. Это отвратительно. Застегнись.
В наступившей тишине было слышно, как вращаются лопасти вентилятора.
- Дон Каваллоне, так этот синьор – ваш гость? – драматическим голосом спросила Мария.
- Похоже на то.
***
Море не было ни синим, ни зеленым - солнце делало его серебряным, заставляло мелкие волны блестеть ярко и остро. Хибари опустил со лба на нос темные очки, оперся спиной на релинг, подтянул ногу.
- Тебе удобно? - Каваллоне едва заметно покачивал штурвал, бросал на Кёю короткие взгляды, улыбался. Раздражал.
- Третий раз, - Хибари закрыл глаза, запрокинул голову, прижался затылком к горячему хромированному железу. - Придумай другую тему для разговора.
- Отличная погода сегодня, - сказал Каваллоне, и в его голосе прятался смех. - Я рад, что тебе у меня нравится. Может быть, хочешь выпить? Черт, Кёя, я забыл, что там дальше в разговорнике.
- Где здесь можно кого-нибудь убить, - подсказал Хибари, открыл глаза, прищурился: даже темные очки не спасали. Солнце слепило, обжигало, как будто пыталось осушить море, сжечь дотла яхту вместе с рулевым и единственным пассажиром. Хотя нет - рулевого оно ласкало, не обжигая. Это ведь солнце сделало кожу Каваллоне такой золотистой, почти медовой; темные линии татуировки, вьющиеся по руке, скользящие вверх по шее из-под ворота футболки, контрастировали со светлой, теплой даже на вид кожей.
- Что? - спросил вдруг Каваллоне, оперся на сверкающее колесо штурвала, свесил руки, сплел пальцы. Взглянул вопросительно - и как будто понимающе.
- Скучно, - Кёя снова закрыл глаза.
Скучно, Каваллоне, - сказал он вчера вечером, когда оба они уже были с ног до головы в мелком песке, и песок, казалось, был везде, где только можно. У Кёи ныло обласканное кнутом предплечье, у Каваллоне наливался ярким сочным цветом кровоподтек на челюсти. Тут ничего не изменилось; почему-то Кёя думал, что сейчас все должно быть иначе - как именно "иначе"? - но все было как раньше: Каваллоне редко пропускал его атаки и сам доставал его не намного чаще; драки приносили удовольствие, но ничем не заканчивались.
Иначе стало что-то другое; в ясных карих глазах то и дело мелькал напряженный интерес, которого не было там раньше, беспокойный вопрос - или непонимание? Что ты здесь делаешь, Хибари Кёя, спрашивали эти глаза, зачем ты здесь. Зачем я здесь, спросил сам себя Хибари - и сказал: где тут можно кого-нибудь убить, Каваллоне?
Архипелаг, к которому шла яхта, плыл и дрожал в горячем воздухе, постоянно менял очертания; как мираж, - подумал Кёя, поморщился. Отвел взгляд. Зря: Каваллоне как раз взлохматил волосы, тряхнул головой так, будто разбрасывал вокруг брызги, улыбнулся.
- Искупаться бы.
- Успеешь, - Кёя снова взглянул на ближайший к ним остров, темно-зеленый и светло-серый, камень и листва, а что там еще, за листвой или под камнями. Есть ли там то, что нужно.
- Тебе что, совсем не жарко? - любопытство Каваллоне, кажется, было искренним.
- Глупый вопрос. Если бы мне не было жарко, я бы надел пиджак.
Каваллоне засмеялся - непонятно, почему.
Разумеется, здесь было жарко - под высоко стоящим солнцем, над сверкающей водой. Не могло не быть. Даже утром на балконе, где они завтракали, было немногим прохладнее; Кёя вышел к завтраку не в костюме, в рубашке и светлых джинсах - чувствуя себя при этом почти проигравшим; еще вчера упрекал Каваллоне в том, что тот ходит нараспашку (гладкая медовая кожа между разошедшимися полами рубашки, невозможно смотреть, почти как на солнце), а сегодня сам повел себя не лучше.
- Вот это да, - Каваллоне отреагировал неестественно оживленно, даже булочку отложил. - Какое непривычное зрелище, Кёя!
- У нас мало времени, - никакой другой ответ на ум не пришел.
- Помню, помню, - Каваллоне поднял руки, словно сдавался; как же Кёя ненавидел этот его жест, больше, чем любой другой; таким беспомощным и растерянным становилось его лицо, так открыто он улыбался, как будто считал, что Кёе не наплевать на все эти его символические капитуляции, как будто чего-то ждал. Кёя поморщился и дернул кресло, отодвигая от стола - слишком резко, со скрипом и скрежетом. Ешь свою булочку, хотел сказать он, не промахнись мимо джема, не вылей на себя сливки, займись, наконец, чем-нибудь, Каваллоне, хватит пялиться.
- Кофе? - Каваллоне потянулся к кофейнику, задел сахарницу, не позволил ей перевернуться, другой рукой поймал покатившийся нож, чуть не сбил сливочник, но удержал коротким движением запястья - его легендарная неловкость за прошедшие годы превратилась в безупречную четкость, с которой он исправлял собственные ошибки раньше, чем они успевали случиться по-настоящему.
- Чай, - ответил Кёя. - Я сам налью.
Остров приближался, вырастал из воды крутой каменистый берег, поднимались вверх по скалам цепкие кривые деревья, темная щель в скале, чуть выше уровня моря, выглядела случайной игрой природы, но не была ею.
- Здесь? - спросил Кёя, встал на ноги.
- Здесь, - Каваллоне заблокировал штурвал, ткнул в пульт: якорь ударился об воду. - Ближе к берегу не подойти.
- Вплавь? - Кёя перегнулся через борт, глянул вперед; в общем-то, можно было и вплавь, охладиться не помешало бы.
Каваллоне махнул рукой над бортом, что-то плеснуло; он подошел, встал рядом.
- Твою мать, - не сдержался Кёя, когда яхту качнуло, а из-под волн выросла черепашья спина; с панциря бежали потоки воды. - Ты бы еще щенка с собой взял. На прогулку.
- Удобно же, - Каваллоне перемахнул через борт одним движением, качнулся, но удержал равновесие на покатом панцире, даже не оступился. И протянул руку, будто приглашал.
Кёя прыгнул следом - отшатнулся, оказавшись слишком близко, опасно близко; не позволил Каваллоне поймать себя за локоть, отступил на шаг, сунул руки в карманы.
- Надеюсь, твое животное тебя слушается.
- Энцо меня любит, - серьезно сказал Каваллоне. - Он сам знает, что делать.
Кёя отвернулся; берег стремительно двинулся им навстречу. Наконец-то.
- Есть один островок, - рассказывал Каваллоне вчера, - тихое место, красивое, только концентрация Пламени там - выше некуда. Охраняют - вопрос в том, что именно. Я сам собирался к ним наведаться попозже, но если тебе так уж скучно...
- Завтра, - ответил Кёя, - и лучше с утра.
Темная расселина вела в темный коридор, фонари на стенах не горели. Впереди слабо видна была белая дверь, глухая, тяжелая.
- Отлично, - Кёя не замедлил шага. Коробочка сама легла в ладонь, Ролл выкатился из нее лиловым клубком, вырос по пути, набрал скорость - дверь, конечно, не устояла.
Дальше коридор стал светлым и широким; кинулись навстречу какие-то идиоты в белой форме, и Кёя с облегчением отвлекся, почти забыл про Каваллоне - просто чувствовал его присутствие неподалеку, пламя Неба невозможно было не чувствовать. Когда нападающих стало слишком много - они мешали друг другу, но и Кёе они мешали убивать их, суетились, лезли под ноги, замедляли движение - горящая оранжевым пламенем длинная змея свистнула рядом, почти вплотную, расчистила дорогу, размела атакующих.
- Не лезь под руку, - бросил Кёя через плечо. Каваллоне засмеялся.
Слишком быстро, - думал Кёя десять минут спустя, погасив пламя, отряхивая тонфы. В бункере, скрытом внутри скалы, не осталось никого живого - и не всех он убил сам.
- Ну, и что тут у Миллефиоре? - Каваллоне подошел, смотанный кнут уже висел на поясе. - Похоже, лаборатория?
- Склад, - Кёя шагнул через смятый, изломанный железный порог, открыл коробочку, впуская Ролла домой. - Посмотри.
Каваллоне повел взглядом по сторонам, присвистнул.
Оружейных коробочек, заполнявших полутемное хранилище, хватило бы на средних размеров армию. Для армии они и предназначались.
Кольца лежали отдельно, и их было не меньше.
- А-класс, - Кёя ссыпал с ладони кольца, которые рассматривал. - Как я и думал.
- Что, прости? - Каваллоне обернулся через плечо. Растерянный, непонимающий вид - но взгляд при этом острый, внимательный и чужой. Неожиданно и неприятно чужой. - То есть, ты знал, что тут за склад?
Тишина, повисшая в хранилище, была такой хрупкой, такой беспомощной. Ее хотелось побыстрее уничтожить. Чтобы не раздражала.
- Все это можешь забрать себе, - Кёя развернулся к выходу. - Я узнал, что хотел.
Тишина смотрела ему вслед, когда он уходил.
***
Кёя был не в духе. Кёя злился. Кёя чувствовал себя виноватым. Он сидел напротив Дино и сверлил взглядом стакан с апельсиновым соком. Взгляд был такой, что кубики льда трещали и трескались.
Дино перелистнул газету и тоном вынужденно гостеприимного хозяина поинтересовался:
- Может, кофе?
- Может, хватит? – ответил Кёя с теми же интонациями. – Каваллоне, на тебя смотреть противно.
Не смотри, подумал Дино. Уезжай. Ты же закончил с делами здесь.
Возможно, он был слишком хорошо воспитан, чтобы произнести это вслух. Или не хотел окончательно ссориться. Или на что-то надеялся, выставляя себя еще большим дураком – если такое, конечно, возможно.
А может, тебе просто интересно, что предпримет Кёя? – внутренний голос был противным. У Реборна были похожие интонации, и они никогда не предвещали ничего хорошего.
Кёя едва слышно вздохнул.
- А как ты вышел на эти кольца?
- Это долгая история, - улыбнулся Дино. – Но к Вонголе она не имеет никакого отношения.
Презрение к травоядным.
Кёя не считал нужным хитрить и манипулировать – просто не видел в этом смысла. Не стоило считать его прямолинейным и примитивным. Точно так же, как и сам Дино, он мог врать или недоговаривать; в отличие от Дино, он не питал привязанности к невольному компаньону.
Он был в своем праве.
От мысли об этом стало совсем плохо, Дино даже сполз вниз по креслу, прячась за газетой.
Кёя привстал.
- Эй, что с тобой. Не хочешь – не рассказывай. Я просто решил поддержать разговор.
Дино нащупал солнцезащитные очки, надел их и откинул голову.
- Скучно, - сказал он.
- Давай подеремся, - в голосе Кёи дрожала странная, тягучая хрипотца. – Слышишь, Каваллоне, давай подеремся. Сейчас же, поднимайся, ты, ленивая задница.
Зачем ты здесь, хотел спросить Дино, почему ты все еще здесь. Но не спросил – встал, аккуратно задвинул стул и с сожалением ответил:
- Извини, Кёя, мне нужно доделать одно дело. А потом я полностью в твоем распоряжении.
Кёя пожал плечами – не больно-то и хотелось; тоже встал.
- Завтра уезжаю, - сказал он.
- Жаль, - безучастно ответил Дино. – Скоро освобожусь.
Кёя перекинул через плечо полотенце, вяло помахал рукой и побрел к пляжу. Больше невозможно было себе врать: Дино влюбился. Он не знал, что с этим делать, не знал, когда это началось.
И совершенно не представлял, как это прекратить.
- Что с вами, Дино? – нахмурился дон ди Франческо, когда Дино в третий раз запнулся. – Выглядите нездоровым.
Ди Франческо был из тех союзников, которые уважали хватку и расчет; ни в коем случае нельзя было показывать ему свою уязвимость. Кёя мог быть старым знакомым, представителем могущественной Вонголы, пускай даже увлечением, прихотью – но не слабым местом.
- Немного вымотался, - ответил Дино.
Ди Франческо поскучнел:
- Да, мне уже доложили. Значит, теперь запрещенным оружием занимается семья Каваллоне? Не слишком жирный кусок для одного человека?
- Для одного? У меня сейчас гостит представитель Вонголы, вам должны были… – Дино улыбнулся, – доложить.
Ди Франческо кисло улыбнулся в ответ, а Дино застыл, сокрушенный внезапным пониманием: чей же это на самом деле был план? Подставить союзника, не подставляя себя. Худший вариант – верный вариант, так учил его Реборн.
Кёя бы не послушался Цуну – он всегда держался в стороне, у него всегда были свои цели. Чей же это план? Голос Цуны в телефонной трубке казался сонным; часовые пояса, вспомнил Дино, машинально расспрашивая, как дела – Цуна отвечал, а потом неожиданно спросил: у тебя какое-то важное дело? Что-то случилось, да?
Да, кивнул Дино, так получилось, что в мои руки попала большая партия серьезного оружия, ну, так получилось, только это не тот пирог, который стоит есть в одиночку, кстати, кто у вас сейчас занимается кольцами?
Цуна долго молчал, а когда все стало совсем ясно, неловко ответил:
- Ты же сам знаешь, он не любит говорить о своих делах.
На балконе, забытая на столе, лежала газета. Дино раскрыл ее и уставился в печатные строчки, не видя ни одной. Чувства не должны мешать делам, это правило нерушимо. За спиной послышались шаги, запахло морем. На плечи упали капли воды, спинка кресла спружинила – Кёя, подошедший сзади, уперся в нее и наклонился.
- Что пишут?
- Упали два самолета, - ответил Дино. – Кажется, в Атлантике.
- А еще?
- Иена тоже упала.
- Это не новость. А еще?
Дино обернулся. Кёя, мокрый, в липнущих к телу джинсах, без рубашки, нависал над ним и смотрел, щурясь, как от яркого солнца. Капли воды срывались с волос и скользили по груди, расчерчивая ее слюдяными полосами.
- Будешь ужинать? – спросил Дино, отводя взгляд. Он мог бы снять губами эти капли, мог бы подняться вверх, до шеи, до изогнутых уголков рта, мог бы спуститься вниз. Он мог двигаться в любом направлении; но единственное направление, которое имело смысл – это подальше от Кёи.
- Нет, - Кёя покачал головой, и склонился, приближаясь. А потом прикусил губу и выпрямился: - Не хочу.
- А чего ты хочешь, Кёя?
Кёя открыл рот, собираясь что-то сказать, и неожиданно захлопнул. Вид у него был растерянный.
- Выпить, - ответил он. – Мне определенно нужно выпить.
Обошел стол и сел в кресло, чуть его не перевернув.
- Наклевывается выгодное дело, - сказал Дино, откладывая газету. – С тем оружием. Цуна сказал, это по твоему профилю. Удачно все сложилось, правда?
Принесли вино и бокалы, а Кёя все смотрел на него остановившимся, пустым взглядом – просто смотрел, молча. Дино разлил вино, ему не хотелось пить; Кёя потянулся за бокалом, промахнулся; потом схватил, чуть не опрокинув, Дино успел поймать бокал – почти машинально, как если бы устранял последствия собственной неловкости; пальцы Кёи дрогнули.
- Дино, - придушенным шепотом произнес он. – Руку. Немедленно.
- Извини, - Дино убрал руку. – Кажется, ты хотел подраться.
Кёя закрыл глаза и равнодушно сообщил:
- Потрахаться. Я хотел потрахаться. Скажешь сейчас хоть слово – и ты труп.
***
Ждал ли он чего-то другого - или рассчитывал, что это сработает? Или сказал, бездумно и безнадежно, правду, которую сам признал только что? Каваллоне встал, Кёя тоже поднялся, обогнуть стол - даже не секунда; Дино оказался так близко, такой незащищенный, беспомощный - Кёя чуть не вывернул ему руку за спину, по привычке, машинально - и чуть не засмеялся, когда это понял. Не успел засмеяться: Дино целовался голодно, настойчиво, схватился за его плечи, будто не мог удержать равновесие - а потом вздохнул, откинул голову, тем же беззащитным жестом, каким поднимал руки, словно сдаваясь - только сейчас это не вызвало раздражения, совсем не вызвало. Кёя прижался губами к светлой медовой коже, провел языком по татуировке, уходящей под воротник рубашки, отстранился, дернул рубашку в стороны. Дино вдруг засмеялся - нервно, беспокойно, едва не всхлипывая.
- Каваллоне, - сказал он отрывисто, передразнивая и напоминая, - у тебя живот голый, это отвратительно, так, значит, да?
- Заткнись, - ответил Кёя, толкнул его к столу, спиной вперед. Стол вздрогнул, недопитая бутылка вина упала с глухим стуком, покатилась по полу, оставляя на мозаичной плитке красный след; бокалы разлетелись осколками. Дино не упал - сел на стол, поерзал, сминая скатерть, потянул Кёю за собой, стиснул коленями - и поцеловал еще раз, медленнее, сосредоточеннее - скользнул языком по губам, потом вверх по щеке, до виска, держа Кёю за затылок, заставляя поворачивать голову.
- У тебя с волос течет, - пробормотал он неразборчиво прямо рядом с ухом.
- Не оправдывайся, Каваллоне, - сказал Кёя, и теперь засмеялись они оба.
Пошли в спальню, собирался сказать Кёя, если не хочешь прямо тут, на столе, на балконе с видом на море - но Дино уже потянулся целоваться снова, гладил его по плечам и спине, а потом опустил руки, втиснул пальцы за пояс джинсов, и Кёе стало жарко, хотя казалось бы, только что, десять минут назад, прохладное по сравнению с воздухом море - но нет, еще чуть-чуть, и текущая с волос вода вскипит, просто не может не вскипеть.
- Пошли в спальню, - хрипло сказал Дино, - здесь неудобно.
И они опять никуда не пошли; Кёя даже не знал, что Каваллоне может говорить таким голосом, таким тоном. Скатерть мялась, Дино ерзал на столе, пытаясь прижаться плотнее, притянуть Кёю еще ближе к себе; под ногами хрустело тонкое стекло, где-то далеко шумело море, или это кровь в ушах шумела, поди разбери. Дино, кажется, расстегнул на нем джинсы - Кёя машинально повторил его движение, ремень с тяжелой пряжкой выскользнул из пальцев, стукнул Дино по бедру; они трогали друг друга, и тесно прижимались друг к другу, и это было очень неудобно, почти невозможно было шевельнуть рукой - даже вверх-вниз двинуть, и то проблема, но это не имело совершенно никакого значения.
- Что? - спросил Кёя, неизвестно, сколько времени спустя, и Дино повторил на ухо, прихватывая губами мочку: там кровать, там будет удобнее. Кёя позволил ему встать со стола, даже штаны застегнуть позволил, и свои тоже застегнул, и они пошли - в полутемный коридор, мимо столовой, мимо библиотеки, в спальню Дино, светлую и просторную, занавески в ней подрагивали от сквозняка, окна выходили в сад, и поэтому было прохладно, у Кёи даже мурашки побежали от запястья к локтю, или это потому, что Дино скинул испорченную рубашку, опустил руки на пояс и сам расстегнул ремень. Смотрел на Кёю, улыбался - и раздевался.
А потом сказал:
- У тебя волосы почти высохли. Жалко.
Но это он сказал уже немного позже, когда водил губами по Кёиной груди, по шее, щекотно и беспокойно - и шептал что-то, то по-японски, то по-итальянски, Кёя не прислушивался и потому понимал не все. Хотелось что-нибудь сделать, что угодно, но Дино шептал "Сейчас, Кёя, подожди" - и Кёя ждал, пока мог - но все-таки не выдержал, поймал Дино, уронил, навалился сверху; Дино улыбнулся и снова запрокинул голову.
Потом было еще много всего, но этот беззащитный, открытый, доверчивый жест остался в памяти яркой картинкой, золотистой на безупречно белом. Даже после, когда яростную жажду сменило тяжелое ленивое утомление, когда Кёя лежал, глядя в потолок, и старался ни о чем не думать, а Дино рядом молчал, уткнувшись лицом в подушку, этот жест все еще не забылся.
- У тебя что, - Дино вдруг приподнялся на локтях, повернул голову, посмотрел на Кёю, - такой способ извиняться?
Тишина оказалась очень знакомой; она как будто кралась следом из того чертова хранилища на острове, ждала удобного момента, выглядывала из тени - и вот теперь воцарилась снова, и ее хрупкость была такой обманчивой.
- Не говори глупостей, - сказал Кёя. Губы саднило, они еле двигались. - Просто хотел тебя трахнуть.
Джинсы нашлись на полу возле кровати, неприятно влажные и холодные.
***
Дино спал тревожно и чутко; в полудреме ему то и дело казалось, что кто-то ходит за стеной. Нет, это ветер трепал занавески. Когда ощущение чужого присутствия стало невыносимым, он проснулся – резко, будто вынырнул из холодной воды.
Дверь тихо открылась. Кея вошел в комнату – так осторожно, будто по углям.
- Не спится? – спросил Дино, приподнимаясь.
- Я бы уехал, - в темноте лицо Кёи казалось белой фарфоровой маской. – Я хотел уехать прямо сейчас.
- Но это было бы неразумно, - кивнул Дино.
- Неразумно и неудобно. К тому же, я не нашел ключи.
Дино покачал головой. Еще вчера его бы удивил беззастенчиво врущий Кёя, но сейчас ему просто
хотелось спать. И совершенно не хотелось объяснять, что когда уходишь, ключи не нужны. Кровать просела – Кёя устроился рядом. Уткнулся лбом в плечо и пробормотал:
- Все плохо. Все было плохо, а стало еще хуже.
Дино ничего не ответил; развернулся, осторожно обнял Кёю и вдруг подумал, что все, что с ними происходило и происходит – закономерно. Чудовищно целеустремленный, непреклонный, упрямый, Кёя разогнал себя до скорости света, он уже не сможет остановиться, с каждым мгновением увеличивая дистанцию между собой и всеми остальными, разрывая связи, избавляясь от привязанностей.
Здесь не на что было обижаться; жаль, что они потеряли столько времени зря.
- Все хорошо, - ответил Дино. – А будет еще лучше.
Он так и не смог заснуть до утра, а Кёя, отрубившийся сразу же, будто его выключили, во сне что-то бормотал и хмурился. Дино наклонился и услышал свое имя.
Утро рассеяло последние сомнения.
Дино встал, чувствуя себя не столько разбитым, сколько освобожденным. Кёя, спящий в его кровати, вызывал у него отдаленную приязнь. Странная, глухая пустота разливалась в груди.
Спустя час и три разговора он окончательно понял, что пытается строить гнездо в водосточной канаве – надвигающаяся война делала договоренности иллюзорными и ломкими. Мир мафии ждал, делая вид, будто ничего не происходит. Какую роль во всем этом играл Кёя?
К завтраку Кёя пришел в костюме. Дино не ходил его будить, вообще не заходил в свою спальню с тех пор, как встал. Не хотел видеть, как Кёя проснется в его постели.
- Доброе утро, - сказал Кёя в пространство над головой Дино.
- Доброе утро, - ответил Дино воздуху за правым плечом Кёи.
- Не вздумай их продавать, - сказал Кёя десять минут и два тоста с джемом спустя. - Тебе самому пригодятся.
Коробочки; он говорил про коробочки и кольца. Тут можно было бы сказать - а вот это уже точно извинение, Кёя, - но Дино не стал. Не было смысла, Кёя уезжал, и ссориться еще раз, еще сильнее, не было смысла. Да и куда уж сильнее.
- Мне пора, - сказал Кёя и встал. Проходя мимо кресла, в котором сидел Дино, он на мгновение остановился, будто запнулся.
- Я тебя отвезу.
Просто вежливость.
До аэропорта недалеко, пятнадцать минут по пустой дороге, четверть часа пустого разговора: если у тебя еще будут здесь дела; возможно; буду рад тебя видеть; я учту; передай привет Цуне; вряд ли. Ни одного "заткнись, Каваллоне", ни одного "не делай такое лицо, Кёя", взрослые люди так себя не ведут, взрослые, чужие друг другу люди.
В здание аэропорта Дино не пошел; сказал "Удачи", помахал, глядя, как Кёя зачем-то медлит, не разворачивается сразу к стеклянным дверям; чувствовал, что сейчас накатит, накроет, собьет с ног, он выскочит из машины и кинется следом, схватит за локоть, не позволит выдернуть руку, развернет к себе, будет целовать твердые губы, искривленные недоуменно, насмешливо и брезгливо. Стеклянные двери разошлись и сошлись, Дино передернул плечами и повернул ключ зажигания.
Накрыло уже по дороге, Дино вцепился в руль, сбросил скорость - так стало тошно и пусто, свобода оказалась порченой, отравленной глухой тоской. Мимо пролетали машины, даже такси его обгоняли, так медленно он ехал, да какая разница, некуда спешить, теперь везде пусто.
Из кафе Марии-и-Марко пахло корицей и ванилью, пахло чем-то утраченным, потерянным, тем, чего больше никогда не будет. Дино припарковался у тротуара, вышел, сам не зная, зачем, толкнул дверь: сейчас он войдет и все повторится, безнадежно представил он, Кёя будет сидеть за столиком в углу, такой же хмурый, совершенно не летний, в этой своей глухой броне: пиджак, тугой галстук, рубашка...
Он, конечно, ошибся.
Галстук у Кёи был развязан, рубашка расстегнута на три пуговицы.
- Булочки, - сказал Кёя, глядя мимо Дино и делая это так старательно, что Дино чуть не засмеялся от дурной, бестолковой радости. - Я их все еще жду.
@темы: daana & Коробка со специями, D18
варенье на завтра
Букет тунцов для Тунца
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Персонажи: S27
Жанр: романс, стеб
Рейтинг: PG-13
Размер: 780 слов
Дикслеймер: это все не наше
От автора: спасибо лету
Саммари: "Если верить Ямамото, по утрам Цунаеси занимался делами в своем кабинете. Наверное, там очень мило, подумал Сквало. Слово «мило» было единственным, приходившим ему на ум, когда он думал о Цунаеси, о Цуне. Все остальные слова тонули в сладком любовном дурмане."
Сквало приехал в Японию душной бархатной ночью. На причале его встречал Ямамото; он был, конечно, удивлен, но виду не показывал. А может, и показывал – если честно, в данный момент Сквало было плевать на его удивление. Он не знал, с чего начать.
– Здравствуй, Сквало! – обрадовался Ямамото. – Я так рад, что ты вытащил меня из дома в эту дождливую холодную ночь!
Сквало непонимающе пошевелил бровями.
– Ха-ха, – закатив глаза, подсказал Ямамото.
– А, – ответил Сквало, слезая с акулы на мостки причала. – Слушай, засранец, у меня к тебе очень важный разговор, давай отойдем.
А потом подумал и добавил:
– Только я не знаю, с чего начать.
– Занзас, – вздохнул Ямамото.
– Чертов босс, – согласился Сквало. – Нет, не угадал.
– Где-то в горах Непала есть непобедимый старец-мечник, – осторожно предположил Ямамото. Он знал: слово «непобедимый» Сквало признает только в применении к одному-единственному мечнику.
– Наверняка есть. В смысле, в жопу старца.
– Что-то с Варией? – встревожился Ямамото.
– Плевать на Варию, – отмахнулся Сквало. Глаза Ямамото, и без того большие, стали размером с блюдца.
– Ты заболел, – выдохнул он.
Сквало прислушался к себе.
– Да, пожалуй… Пожалуй, заболел. Это любовный недуг. Рассказывай быстро, засранец, что нравится Саваде Цунаёси!
Ямамото выронил зонтик и согнулся пополам.
Если верить Ямамото, по утрам Цунаёси занимался делами в своем кабинете. Наверное, там очень мило, подумал Сквало. Слово «мило» было единственным, приходившим ему на ум, когда он думал о Цунаёси, о Цуне. Все остальные слова тонули в сладком любовном дурмане.
Цуна любит остроумных, жизнерадостных собеседников, напомнил себе Сквало. Еще вчера он не был уверен в том, что его чувство юмора, черное и странное, как работа профессионального убийцы, придется по вкусу этому светлому и хрупкому существу, но Ямамото убедил его, что волноваться не о чем. Цуна будет рад. Возможно, даже очень рад. Главное – напор и находчивость.
Сквало решительно распахнул дверь ногой – руки у него были заняты – дружелюбно улыбнулся и воскликнул, протягивая связку извивающихся рыб:
– Букет тунцов для Тунца!
Цуна уронил бумаги и икнул.
Утро было дождливое и холодное; к тому же, какие-то уроды посреди ночи топали и орали под окнами. Цуна даже думал спуститься и попугать их Пламенем, но мокнуть не хотелось. Так вот он и проснулся, разбитый и раздраженный. Но теперь…
С рыб капала морская вода. Сквало скалился, как пьяный в стельку вампир. Волосы у него слиплись от воды. Лужа на ковре все растекалась и растекалась. И так же, как лужа, растекалось Цунино сердце. Сквало был таким… ужасным!
То есть, он был по-настоящему ужасным, волнующим и неукротимым. Совсем как те воины, герцоги и варвары-шотландцы из сказок, которые в детстве читала Цуне мама. Цуна пропал. Прекрасный варвар тяжело вздохнул и спросил:
– Недостаточно жизнерадостно и остроумно, да?
– Ужасно, – ответил Цуна, чувствуя, как в животе порхают невесомые бабочки, задевая ажурными крыльями сердце.
Найду засранца Ямамото – порублю на кусочки, мрачно думал Сквало, не зная, куда деваться от расстройства. Цуна, милый Цуна сидел с таким лицом, будто у него болел живот. А потом заерзал, по-видимому, слишком вежливый, чтобы прогнать навязчивого поклонника, и спросил:
– Сквало-сан, хотите выпить? Чай, кофе… что-нибудь покрепче?
Сквало уже было море по колено, и на этот раз – вовсе не потому, что он ехал на акуле, а от безысходности. Никогда еще ситуация не была такой бесповоротно дерьмовой.
– Покрепче, – буркнул он и спрятал рыбу за спину.
Цуна слабо улыбнулся и сказал в телефонную трубку:
– Срочно ко мне в кабинет аквариум с морской водой, виски… – он внимательно посмотрел на Сквало и добавил: – И хрустальные стаканы. Я знаю, что утро. Да, у меня гости. Нет, это не похмельная русалка. Нет, никаких дел на сегодня. И вообще. У меня вечер. Гхм… эээ… Гокудера. Вот еще что…
Цуна снова посмотрел на Сквало, который в этот момент как раз мысленно дошел до кормления акулы нарезкой из чертова юмориста. Лицо у Цуны было смущенное, а щеки пылали.
Стаканы, обреченно думал Сквало. Хрустальные. Которые так хорошо разбиваются об голову. Он даже не хочет пачкать руки.
– Мне нужно, – лепетал Цуна таким голосом, что его хотелось завалить на стол, сорвать одежду и покрыть поцелуями каждый сантиметр тела, а потом – будь что будет.
– ...нужно кое-что. Что значит точнее?! Кое-что. Ну, маленькое такое, в фольге. Нет, не шоколадка!
Наверное, с самого начала это было плохой идеей.
– Презервативы, ты, тупой кретин! – заорал ярко-красный Цуна, вскакивая, и тут же зажал себе рот, но было уже поздно.
– О, – потрясенно сказал Сквало.
Цуна положил трубку и начал медленно сползать под стол, бормоча что-то невнятное.
– Каждый сантиметр тела, – задумчиво прикинул Сквало.
– Ужасный варвар-шотландец, – Цуна настороженно высунулся из-под крышки стола.
– Итальянец, – поправил Сквало.
– Да хоть эскимос, – сообщил Цуна, избавляясь от пиджака.
– Это так мило, – Сквало усадил его на крышку стола – Цуна был таким легким, и так очаровательно неуклюже запутался в многочисленных застежках варийской формы.
– Обними меня, – вздохнул Цуна. – Нет, другой рукой. Нет, я не порежусь.
Дверь скрипнула.
Аквариум с морской водой на двадцать пять литров вывалился из рук потрясенного Гокудеры.
Покер
Автор: daana
Бета: Коробка со специями
Персонажи: Хибари, Занзас, Каваллоне
Жанр: виньетка (джен)
Рейтинг: G
Размер: 888 слов
Дисклеймер: не правообладаем
От автора: не то, чтобы здесь был X18, но и D18 здесь тоже нет, я настаиваю!
Саммари: не все же драться, надо и развлечься
Ницца шумела, бликовала, лезла в глаза и уши - огнями, вывесками, музыкой, смехом и разговорами.
- Сделаем перерыв, - сказал вчера Каваллоне, - не все же драться. Развлекаться тоже стоит поучиться, а, Кёя?
Кёя тогда пожал плечами - и Каваллоне воспринял это как согласие. Всегда так воспринимал.
Перед ними распахнулись высокие двери, Каваллоне рассказывал про старейшее казино в Ницце, про долгую историю, у тебя при себе документы, Кёя?.. могут спросить, ты не думай, будто по тебе не похоже, что тебе уже есть восемнадцать, но правила...
Не спросили: Кёя просто прошел мимо охраны, глядя на них без интереса и внимания, как на мебель. Раньше срабатывало, сейчас тоже сработало.
Зеленые столы, мягкий свет, шорох фишек. Разговоры негромкие, не раздражают, как раздражал уличный шум.
- С чего начнем? - Каваллоне догнал его, пошел рядом. - Рулетка, игровые автоматы...
- Мороженое, карусели и баиньки, - от звука низкого насмешливого голоса раздражение чуть не вспыхнуло Пламенем. - Как насчет покера?
Каваллоне растерялся, это было заметно; Занзас усмехался, разглядывая их обоих. Хотелось его убить или хотя бы избить, превратить усмешку в кровавое месиво с белыми осколками зубов - хотелось так остро и сильно, как давно уже не хотелось убить Каваллоне. Это было даже приятно.
- Покер, - сказал Кёя. Перестал сжимать оружейную коробочку с тонфами, вынул руку из кармана. - Где?
- Без штанов уйдешь, - оскалился Занзас и развернулся, двинулся вглубь казино. - Пошли.
- Кёя, - сказало за плечом бестолковое травоядное, - если ты не умеешь, лучше не надо.
Сперва они играли втроем: Занзас то поднимал на ерунде, то пасовал посреди торга, ухмылялся, пил виски, фишки двигал к банку небрежным движением пальцев, в карты почти не смотрел. Каваллоне поначалу нервничал и делал глупости, потом успокоился, начал играть внимательно и расчетливо. Стало понятно, что с Занзасом они играют не впервые: "как обычно", - хмыкнул Занзас, когда Каваллоне взял банк на каре. Мог бы взять и больше, - подумал Кёя, сбрасывая пустую руку, - если бы не был так внимателен и сосредоточен. Если бы откидывался в кресле, смотрел, скучая, в потолок, звякал льдом в стакане.
А потом Занзас начал выигрывать; никакая сосредоточенность не помогла - Каваллоне остался без своих фишек за несколько кругов, просто потому, что смотрел в карты - вместо того, чтобы смотреть на Занзаса. Развел руками, виновато улыбнулся:
- Заканчиваем?
- С чего это, - лениво возразил Занзас, махнул болтавшемуся поодаль официанту, чтобы принесли еще виски. - Твой мальчик еще при деньгах.
Пламя вскипело, но все же не вырвалось на свободу: убить хотелось до звона в ушах, но выиграть - еще сильнее.
- Если я выиграю, - Кёя улыбнулся и сам почувствовал, что улыбается почти так же, как Занзас, яростно и весело, - я тебя убью.
- Попробуешь, - Занзас отразил его улыбку. - Но выиграю я. И тогда...
Он скалился, издеваясь, тянул время.
Кёя зевнул.
Сработало.
- Отсосешь, - бросил Занзас. Отставил стакан, кивнул дилеру.
- Занзас! - Каваллоне чуть с места не вскочил, и он был серьезно зол. Кёе даже смешно стало.
- По рукам, - он зевнул снова.
Карты зашелестели, фишки столкнулись и раскатились, время потекло мимо. Стрит против тройки, пусто, пусто, младшая пара, почти полный флэш на столе; кривые столбики фишек двигались туда-сюда; Кёя смотрел на Занзаса, а не на карты.
Занзас блефовал отменно. Прикрывал глаза, едва не засыпал во время торга, несколько раз рассеянно говорил с Каваллоне о делах - с бледным, напряженным Каваллоне, у которого, кажется, даже капелька пота на виске блестела, было бы из-за чего волноваться.
То и дело Занзас заговаривал и с Кёей.
- Если сосешь ты так же, как играешь, - говорил он, когда Кёя глупо блефовал с пустой рукой (очень глупо, даже Каваллоне мог бы сыграть умнее), - то я возьму деньгами.
Кёя стискивал зубы, усмехался.
- Интересно будет посмотреть, - говорил он в свою очередь, когда Занзас, считавший, что его руку не перекрыть, задирал ставку, - на что ты способен без своих обезьян, - и открывался, уже зная, что берет банк.
В глазах мелькало красное, черное, зеленое, злость почти выкипела, превратилась в холодную уверенность; Кёя отдал игру, потом еще одну, две, три - и Занзас расслабился, заскучал по-настоящему, это было заметно. Это было удачно. Их банки сравнялись; на очередном круге Кёя поднял ставку, потом еще раз, и еще - на столе лежал почти полный стрит, без одной карты. Занзасу было скучно, как может быть скучно только человеку, точно знающему, что он выигрывает.
- Ва-банк, - сказал Кёя, не глядя в карты.
- Отвечаю, - Занзас ухмыльнулся, махнул рукой над фишками. - Готовься расплачиваться.
Кёя кинул на стол одну из своих карт, Занзас перевернул обе свои. Каваллоне вылил на себя часть виски из тяжелого стакана.
Две одинаковых карты, два стрита.
- По старшей карте, - механически проговорил дилер.
Занзас усмехнулся, кивнул на свои карты, вторая была тузом червей.
Каваллоне втянул воздух сквозь зубы - будто обжегся. Или получил тонфой под дых.
Кёя улыбнулся и положил на стол туз пик.
- Завтра я тебя убью, - сказал он, вставая. - Выбирай место и время. Я позвоню.
- Почему ты не сказал, что умеешь играть в покер?! - возмущался Каваллоне уже в машине.
- Ты не спрашивал, - Кёя откинул голову на подголовник, прикрыл глаза.
- Но такая ставка, - Каваллоне передернул плечами, поморщился.
- Я знал, что выиграю, - Кёя смотрел сквозь ресницы, как мимо проносятся огни. Хотелось спать. - Никакого риска.
- Почему? - все-таки некоторых вещей травоядное понять не могло.
Кёя вздохнул.
- Я хочу его убить, - терпеливо пояснил он. - Больше, чем он хочет, чтобы я ему отсосал. Мне было важнее.
- А, - сказал Каваллоне после паузы. - Я понял. Слушай... Давай как-нибудь сыграем разок, а?
Подружки
Автор: daana
Бета: Коробка со специями
Персонажи: Дино, Сквало, ОМП
Жанр: виньетка (джен)
Рейтинг: G
Размер: 840 слов
Дикслеймер: тоже не наше
От автора: осторожно, фем-персонажи! И нет, тут нет ни D18, ни XS.
Саммари: девочки любят кофе и посплетничать.
Работать в кофейне на пьяцца ди Парадизо в старом городе - одно удовольствие, Нико работает там уже неделю и нарадоваться не может. Носит посетителям их капуччино, эспрессо и макиато, свежие круассаны, шоколадный мусс - что закажут; слушает обрывки разговоров, куда же денешься, если все слышно - индексы падают, купил две компании в Тоскане, Моника хочет новый дом к рождению ребенка, - вот такие здесь посетители, совсем иная жизнь. Иногда Нико слышит и другое: мне нужна сотня человек с оружием, - слышит он и побыстрее отходит; или - с этой новой семьей связываться - себе дороже; дело житейское, такие посетители здесь тоже бывают, думает Нико и идет сменить пепельницу на крайнем столике. Зато какие машины паркуются перед кофейней, какие часы у посетителей, какие украшения у дам - есть, на что посмотреть.
Когда красная феррари останавливается возле тротуара, Нико сразу понимает: это к ним, кто-то приехал за своей чашечкой кофе. Приехали две блондинки, такие красотки, что Нико не может не спросить себя, сколько они стоят - и интересно, вместе или по отдельности. Нико в свои восемнадцать циничен, как был бы циничен кто угодно на его месте, и как любой его сверстник, думает, что знает о жизни всё или почти всё.
Блондинки выходят из машины - с пассажирского сиденья платиновая, с длинными волосами, в джинсах и кожаной куртке, ей бы с харлея слезать, а не из феррари выходить. С водительского поднимается золотистая, вся-вся золотистая, с ног до головы, с гладких загорелых коленок под белым платьем до пшеничной копны волос, искрящейся на солнце. Ого, - думает Нико, а потом хозяйка машины разворачивается, спотыкается на ровном месте, хватается за дверцу - платиновая ей что-то говорит насмешливо, золотистая улыбается, а Нико видит на ее руке татуировку - от запястья до шеи - и думает, что ей бы тоже больше подошел мотоцикл.
Нико везучий, вот и сейчас ему везет - красотки садятся не за столик Мариэтты, не за столик Иво, а за один из его, Нико, столиков. Долго ждать им не придется: Нико уже несет меню, несет воду, в прозрачном кувшинчике звякает лед, стаканы стоят не вплотную, чтобы не звенели лишний раз.
- И что он? - спрашивает золотистая свою подружку, пока Нико расставляет на столике все принесенное и, подчиняясь резкому жесту платиновой, убирает пепельницу: дамы не курят.
- Не твое дело, - огрызается платиновая и хмурится. Она вся резкая, как будто сделана из одних углов и прямых линий, Нико даже удивляется - кто же на такую позарится. Еще и поругалась, судя по разговору, со своим "папочкой", Нико почти уверен, что угадал правильно.
- Это всех касается, - говорит золотистая, тянется за стаканом с водой, сбивает со столика меню. Смешная, - думает Нико, такая красивая и такая неуклюжая.
- Мне двойной эспрессо, - отрывисто бросает платиновая, Нико не сразу понимает, что ему. - Не морочь мне голову, Каваллоне, и не лезь в наши дела, - а вот это уже не ему.
- Капуччино, - улыбается золотистая, смотрит на Нико с симпатией, но Нико чувствует: она ждет, пока он отойдет. Хочет посекретничать без лишних ушей, - думает он, пока идет за стойку передать заказ; хочет убедить строптивую подружку помириться со своим благодетелем. А что еще тут может быть, все же понятно.
Потом Нико приносит им кофе, убирает со столика смятые салфетки, слышит обрывки разговоров: нужны хорошие кольца, - говорит золотистая, - по-настоящему хорошие, ты же понимаешь; ты знаешь, где заказать, если что - отвечает платиновая, и Нико насмешливо щурится сам с собой, красотки, похоже, готовы кого-то охомутать, вот им повезло; потом он видит, как золотистая говорит тихо-тихо, наклонившись через столик (платиновая в последний момент ловит ее кофейную чашку, Нико облегченно выдыхает - не так жалко чашку, как белое платье блондинки с татуировкой), платиновая морщится, кивает, достает из кармана телефон. Нико отходит к другому столику, принимает еще один заказ - а потом вдруг кто-то - Нико даже не сразу понимает, что это платиновая - кричит на всю кофейню: "да пошел ты нахер!" - и бросает телефон в стену. Нико вздрагивает, посетители оборачиваются, золотистая смеется, качает головой, говорит - Нико слышит, потому что уже бежит наводить порядок, подбирать обломки легкого пластика - "ты не меняешься, Сквало".
Вот характер же, - думает Нико, ползая под столиками, - разве так можно с мужчинами?.. Еще он думает, что красотки, наверное, школьные подружки, раз называют друг друга по фамилии; еще он думает, что телефон не восстановить, и интересно, часто ли блондинка так ссорится со своим "папочкой" - а когда выпрямляется, видит, что они оставили на столике деньги, таких чаевых Нико получать еще не доводилось, и ушли, уже на улице и садятся в машину. Нико выбирает из кучи обломков сим-карту, бежит следом, чтобы отдать платиновой, успевает только потому, что у золотистой каблук застрял в брусчатке, и опять слышит кусок разговора.
- Значит, я решаю сама, - сухо говорит платиновая. - То новое оружие, нам оно тоже нужно.
- Сколько? - так же деловито откликается золотистая, освобождает каблук, садится в машину.
- А то ты не знаешь, - усмехается платиновая, садится рядом. - Поехали, сейчас его и проверим. Все, что надо, у меня при себе.
Нико стоит на пороге кофейни, сжимая в кулаке забытую симку, и думает, что может быть, он все-таки знает о жизни не всё.
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Персонажи: S27
Жанр: романс, стеб
Рейтинг: PG-13
Размер: 780 слов
Дикслеймер: это все не наше
От автора: спасибо лету
Саммари: "Если верить Ямамото, по утрам Цунаеси занимался делами в своем кабинете. Наверное, там очень мило, подумал Сквало. Слово «мило» было единственным, приходившим ему на ум, когда он думал о Цунаеси, о Цуне. Все остальные слова тонули в сладком любовном дурмане."
Сквало приехал в Японию душной бархатной ночью. На причале его встречал Ямамото; он был, конечно, удивлен, но виду не показывал. А может, и показывал – если честно, в данный момент Сквало было плевать на его удивление. Он не знал, с чего начать.– Здравствуй, Сквало! – обрадовался Ямамото. – Я так рад, что ты вытащил меня из дома в эту дождливую холодную ночь!
Сквало непонимающе пошевелил бровями.
– Ха-ха, – закатив глаза, подсказал Ямамото.
– А, – ответил Сквало, слезая с акулы на мостки причала. – Слушай, засранец, у меня к тебе очень важный разговор, давай отойдем.
А потом подумал и добавил:
– Только я не знаю, с чего начать.
– Занзас, – вздохнул Ямамото.
– Чертов босс, – согласился Сквало. – Нет, не угадал.
– Где-то в горах Непала есть непобедимый старец-мечник, – осторожно предположил Ямамото. Он знал: слово «непобедимый» Сквало признает только в применении к одному-единственному мечнику.
– Наверняка есть. В смысле, в жопу старца.
– Что-то с Варией? – встревожился Ямамото.
– Плевать на Варию, – отмахнулся Сквало. Глаза Ямамото, и без того большие, стали размером с блюдца.
– Ты заболел, – выдохнул он.
Сквало прислушался к себе.
– Да, пожалуй… Пожалуй, заболел. Это любовный недуг. Рассказывай быстро, засранец, что нравится Саваде Цунаёси!
Ямамото выронил зонтик и согнулся пополам.
Если верить Ямамото, по утрам Цунаёси занимался делами в своем кабинете. Наверное, там очень мило, подумал Сквало. Слово «мило» было единственным, приходившим ему на ум, когда он думал о Цунаёси, о Цуне. Все остальные слова тонули в сладком любовном дурмане.
Цуна любит остроумных, жизнерадостных собеседников, напомнил себе Сквало. Еще вчера он не был уверен в том, что его чувство юмора, черное и странное, как работа профессионального убийцы, придется по вкусу этому светлому и хрупкому существу, но Ямамото убедил его, что волноваться не о чем. Цуна будет рад. Возможно, даже очень рад. Главное – напор и находчивость.
Сквало решительно распахнул дверь ногой – руки у него были заняты – дружелюбно улыбнулся и воскликнул, протягивая связку извивающихся рыб:
– Букет тунцов для Тунца!
Цуна уронил бумаги и икнул.
Утро было дождливое и холодное; к тому же, какие-то уроды посреди ночи топали и орали под окнами. Цуна даже думал спуститься и попугать их Пламенем, но мокнуть не хотелось. Так вот он и проснулся, разбитый и раздраженный. Но теперь…
С рыб капала морская вода. Сквало скалился, как пьяный в стельку вампир. Волосы у него слиплись от воды. Лужа на ковре все растекалась и растекалась. И так же, как лужа, растекалось Цунино сердце. Сквало был таким… ужасным!
То есть, он был по-настоящему ужасным, волнующим и неукротимым. Совсем как те воины, герцоги и варвары-шотландцы из сказок, которые в детстве читала Цуне мама. Цуна пропал. Прекрасный варвар тяжело вздохнул и спросил:
– Недостаточно жизнерадостно и остроумно, да?
– Ужасно, – ответил Цуна, чувствуя, как в животе порхают невесомые бабочки, задевая ажурными крыльями сердце.
Найду засранца Ямамото – порублю на кусочки, мрачно думал Сквало, не зная, куда деваться от расстройства. Цуна, милый Цуна сидел с таким лицом, будто у него болел живот. А потом заерзал, по-видимому, слишком вежливый, чтобы прогнать навязчивого поклонника, и спросил:
– Сквало-сан, хотите выпить? Чай, кофе… что-нибудь покрепче?
Сквало уже было море по колено, и на этот раз – вовсе не потому, что он ехал на акуле, а от безысходности. Никогда еще ситуация не была такой бесповоротно дерьмовой.
– Покрепче, – буркнул он и спрятал рыбу за спину.
Цуна слабо улыбнулся и сказал в телефонную трубку:
– Срочно ко мне в кабинет аквариум с морской водой, виски… – он внимательно посмотрел на Сквало и добавил: – И хрустальные стаканы. Я знаю, что утро. Да, у меня гости. Нет, это не похмельная русалка. Нет, никаких дел на сегодня. И вообще. У меня вечер. Гхм… эээ… Гокудера. Вот еще что…
Цуна снова посмотрел на Сквало, который в этот момент как раз мысленно дошел до кормления акулы нарезкой из чертова юмориста. Лицо у Цуны было смущенное, а щеки пылали.
Стаканы, обреченно думал Сквало. Хрустальные. Которые так хорошо разбиваются об голову. Он даже не хочет пачкать руки.
– Мне нужно, – лепетал Цуна таким голосом, что его хотелось завалить на стол, сорвать одежду и покрыть поцелуями каждый сантиметр тела, а потом – будь что будет.
– ...нужно кое-что. Что значит точнее?! Кое-что. Ну, маленькое такое, в фольге. Нет, не шоколадка!
Наверное, с самого начала это было плохой идеей.
– Презервативы, ты, тупой кретин! – заорал ярко-красный Цуна, вскакивая, и тут же зажал себе рот, но было уже поздно.
– О, – потрясенно сказал Сквало.
Цуна положил трубку и начал медленно сползать под стол, бормоча что-то невнятное.
– Каждый сантиметр тела, – задумчиво прикинул Сквало.
– Ужасный варвар-шотландец, – Цуна настороженно высунулся из-под крышки стола.
– Итальянец, – поправил Сквало.
– Да хоть эскимос, – сообщил Цуна, избавляясь от пиджака.
– Это так мило, – Сквало усадил его на крышку стола – Цуна был таким легким, и так очаровательно неуклюже запутался в многочисленных застежках варийской формы.
– Обними меня, – вздохнул Цуна. – Нет, другой рукой. Нет, я не порежусь.
Дверь скрипнула.
Аквариум с морской водой на двадцать пять литров вывалился из рук потрясенного Гокудеры.
Покер
Автор: daana
Бета: Коробка со специями
Персонажи: Хибари, Занзас, Каваллоне
Жанр: виньетка (джен)
Рейтинг: G
Размер: 888 слов
Дисклеймер: не правообладаем
От автора: не то, чтобы здесь был X18, но и D18 здесь тоже нет, я настаиваю!
Саммари: не все же драться, надо и развлечься
Ницца шумела, бликовала, лезла в глаза и уши - огнями, вывесками, музыкой, смехом и разговорами. - Сделаем перерыв, - сказал вчера Каваллоне, - не все же драться. Развлекаться тоже стоит поучиться, а, Кёя?
Кёя тогда пожал плечами - и Каваллоне воспринял это как согласие. Всегда так воспринимал.
Перед ними распахнулись высокие двери, Каваллоне рассказывал про старейшее казино в Ницце, про долгую историю, у тебя при себе документы, Кёя?.. могут спросить, ты не думай, будто по тебе не похоже, что тебе уже есть восемнадцать, но правила...
Не спросили: Кёя просто прошел мимо охраны, глядя на них без интереса и внимания, как на мебель. Раньше срабатывало, сейчас тоже сработало.
Зеленые столы, мягкий свет, шорох фишек. Разговоры негромкие, не раздражают, как раздражал уличный шум.
- С чего начнем? - Каваллоне догнал его, пошел рядом. - Рулетка, игровые автоматы...
- Мороженое, карусели и баиньки, - от звука низкого насмешливого голоса раздражение чуть не вспыхнуло Пламенем. - Как насчет покера?
Каваллоне растерялся, это было заметно; Занзас усмехался, разглядывая их обоих. Хотелось его убить или хотя бы избить, превратить усмешку в кровавое месиво с белыми осколками зубов - хотелось так остро и сильно, как давно уже не хотелось убить Каваллоне. Это было даже приятно.
- Покер, - сказал Кёя. Перестал сжимать оружейную коробочку с тонфами, вынул руку из кармана. - Где?
- Без штанов уйдешь, - оскалился Занзас и развернулся, двинулся вглубь казино. - Пошли.
- Кёя, - сказало за плечом бестолковое травоядное, - если ты не умеешь, лучше не надо.
Сперва они играли втроем: Занзас то поднимал на ерунде, то пасовал посреди торга, ухмылялся, пил виски, фишки двигал к банку небрежным движением пальцев, в карты почти не смотрел. Каваллоне поначалу нервничал и делал глупости, потом успокоился, начал играть внимательно и расчетливо. Стало понятно, что с Занзасом они играют не впервые: "как обычно", - хмыкнул Занзас, когда Каваллоне взял банк на каре. Мог бы взять и больше, - подумал Кёя, сбрасывая пустую руку, - если бы не был так внимателен и сосредоточен. Если бы откидывался в кресле, смотрел, скучая, в потолок, звякал льдом в стакане.
А потом Занзас начал выигрывать; никакая сосредоточенность не помогла - Каваллоне остался без своих фишек за несколько кругов, просто потому, что смотрел в карты - вместо того, чтобы смотреть на Занзаса. Развел руками, виновато улыбнулся:
- Заканчиваем?
- С чего это, - лениво возразил Занзас, махнул болтавшемуся поодаль официанту, чтобы принесли еще виски. - Твой мальчик еще при деньгах.
Пламя вскипело, но все же не вырвалось на свободу: убить хотелось до звона в ушах, но выиграть - еще сильнее.
- Если я выиграю, - Кёя улыбнулся и сам почувствовал, что улыбается почти так же, как Занзас, яростно и весело, - я тебя убью.
- Попробуешь, - Занзас отразил его улыбку. - Но выиграю я. И тогда...
Он скалился, издеваясь, тянул время.
Кёя зевнул.
Сработало.
- Отсосешь, - бросил Занзас. Отставил стакан, кивнул дилеру.
- Занзас! - Каваллоне чуть с места не вскочил, и он был серьезно зол. Кёе даже смешно стало.
- По рукам, - он зевнул снова.
Карты зашелестели, фишки столкнулись и раскатились, время потекло мимо. Стрит против тройки, пусто, пусто, младшая пара, почти полный флэш на столе; кривые столбики фишек двигались туда-сюда; Кёя смотрел на Занзаса, а не на карты.
Занзас блефовал отменно. Прикрывал глаза, едва не засыпал во время торга, несколько раз рассеянно говорил с Каваллоне о делах - с бледным, напряженным Каваллоне, у которого, кажется, даже капелька пота на виске блестела, было бы из-за чего волноваться.
То и дело Занзас заговаривал и с Кёей.
- Если сосешь ты так же, как играешь, - говорил он, когда Кёя глупо блефовал с пустой рукой (очень глупо, даже Каваллоне мог бы сыграть умнее), - то я возьму деньгами.
Кёя стискивал зубы, усмехался.
- Интересно будет посмотреть, - говорил он в свою очередь, когда Занзас, считавший, что его руку не перекрыть, задирал ставку, - на что ты способен без своих обезьян, - и открывался, уже зная, что берет банк.
В глазах мелькало красное, черное, зеленое, злость почти выкипела, превратилась в холодную уверенность; Кёя отдал игру, потом еще одну, две, три - и Занзас расслабился, заскучал по-настоящему, это было заметно. Это было удачно. Их банки сравнялись; на очередном круге Кёя поднял ставку, потом еще раз, и еще - на столе лежал почти полный стрит, без одной карты. Занзасу было скучно, как может быть скучно только человеку, точно знающему, что он выигрывает.
- Ва-банк, - сказал Кёя, не глядя в карты.
- Отвечаю, - Занзас ухмыльнулся, махнул рукой над фишками. - Готовься расплачиваться.
Кёя кинул на стол одну из своих карт, Занзас перевернул обе свои. Каваллоне вылил на себя часть виски из тяжелого стакана.
Две одинаковых карты, два стрита.
- По старшей карте, - механически проговорил дилер.
Занзас усмехнулся, кивнул на свои карты, вторая была тузом червей.
Каваллоне втянул воздух сквозь зубы - будто обжегся. Или получил тонфой под дых.
Кёя улыбнулся и положил на стол туз пик.
- Завтра я тебя убью, - сказал он, вставая. - Выбирай место и время. Я позвоню.
- Почему ты не сказал, что умеешь играть в покер?! - возмущался Каваллоне уже в машине.
- Ты не спрашивал, - Кёя откинул голову на подголовник, прикрыл глаза.
- Но такая ставка, - Каваллоне передернул плечами, поморщился.
- Я знал, что выиграю, - Кёя смотрел сквозь ресницы, как мимо проносятся огни. Хотелось спать. - Никакого риска.
- Почему? - все-таки некоторых вещей травоядное понять не могло.
Кёя вздохнул.
- Я хочу его убить, - терпеливо пояснил он. - Больше, чем он хочет, чтобы я ему отсосал. Мне было важнее.
- А, - сказал Каваллоне после паузы. - Я понял. Слушай... Давай как-нибудь сыграем разок, а?
Подружки
Автор: daana
Бета: Коробка со специями
Персонажи: Дино, Сквало, ОМП
Жанр: виньетка (джен)
Рейтинг: G
Размер: 840 слов
Дикслеймер: тоже не наше
От автора: осторожно, фем-персонажи! И нет, тут нет ни D18, ни XS.
Саммари: девочки любят кофе и посплетничать.
Работать в кофейне на пьяцца ди Парадизо в старом городе - одно удовольствие, Нико работает там уже неделю и нарадоваться не может. Носит посетителям их капуччино, эспрессо и макиато, свежие круассаны, шоколадный мусс - что закажут; слушает обрывки разговоров, куда же денешься, если все слышно - индексы падают, купил две компании в Тоскане, Моника хочет новый дом к рождению ребенка, - вот такие здесь посетители, совсем иная жизнь. Иногда Нико слышит и другое: мне нужна сотня человек с оружием, - слышит он и побыстрее отходит; или - с этой новой семьей связываться - себе дороже; дело житейское, такие посетители здесь тоже бывают, думает Нико и идет сменить пепельницу на крайнем столике. Зато какие машины паркуются перед кофейней, какие часы у посетителей, какие украшения у дам - есть, на что посмотреть.Когда красная феррари останавливается возле тротуара, Нико сразу понимает: это к ним, кто-то приехал за своей чашечкой кофе. Приехали две блондинки, такие красотки, что Нико не может не спросить себя, сколько они стоят - и интересно, вместе или по отдельности. Нико в свои восемнадцать циничен, как был бы циничен кто угодно на его месте, и как любой его сверстник, думает, что знает о жизни всё или почти всё.
Блондинки выходят из машины - с пассажирского сиденья платиновая, с длинными волосами, в джинсах и кожаной куртке, ей бы с харлея слезать, а не из феррари выходить. С водительского поднимается золотистая, вся-вся золотистая, с ног до головы, с гладких загорелых коленок под белым платьем до пшеничной копны волос, искрящейся на солнце. Ого, - думает Нико, а потом хозяйка машины разворачивается, спотыкается на ровном месте, хватается за дверцу - платиновая ей что-то говорит насмешливо, золотистая улыбается, а Нико видит на ее руке татуировку - от запястья до шеи - и думает, что ей бы тоже больше подошел мотоцикл.
Нико везучий, вот и сейчас ему везет - красотки садятся не за столик Мариэтты, не за столик Иво, а за один из его, Нико, столиков. Долго ждать им не придется: Нико уже несет меню, несет воду, в прозрачном кувшинчике звякает лед, стаканы стоят не вплотную, чтобы не звенели лишний раз.
- И что он? - спрашивает золотистая свою подружку, пока Нико расставляет на столике все принесенное и, подчиняясь резкому жесту платиновой, убирает пепельницу: дамы не курят.
- Не твое дело, - огрызается платиновая и хмурится. Она вся резкая, как будто сделана из одних углов и прямых линий, Нико даже удивляется - кто же на такую позарится. Еще и поругалась, судя по разговору, со своим "папочкой", Нико почти уверен, что угадал правильно.
- Это всех касается, - говорит золотистая, тянется за стаканом с водой, сбивает со столика меню. Смешная, - думает Нико, такая красивая и такая неуклюжая.
- Мне двойной эспрессо, - отрывисто бросает платиновая, Нико не сразу понимает, что ему. - Не морочь мне голову, Каваллоне, и не лезь в наши дела, - а вот это уже не ему.
- Капуччино, - улыбается золотистая, смотрит на Нико с симпатией, но Нико чувствует: она ждет, пока он отойдет. Хочет посекретничать без лишних ушей, - думает он, пока идет за стойку передать заказ; хочет убедить строптивую подружку помириться со своим благодетелем. А что еще тут может быть, все же понятно.
Потом Нико приносит им кофе, убирает со столика смятые салфетки, слышит обрывки разговоров: нужны хорошие кольца, - говорит золотистая, - по-настоящему хорошие, ты же понимаешь; ты знаешь, где заказать, если что - отвечает платиновая, и Нико насмешливо щурится сам с собой, красотки, похоже, готовы кого-то охомутать, вот им повезло; потом он видит, как золотистая говорит тихо-тихо, наклонившись через столик (платиновая в последний момент ловит ее кофейную чашку, Нико облегченно выдыхает - не так жалко чашку, как белое платье блондинки с татуировкой), платиновая морщится, кивает, достает из кармана телефон. Нико отходит к другому столику, принимает еще один заказ - а потом вдруг кто-то - Нико даже не сразу понимает, что это платиновая - кричит на всю кофейню: "да пошел ты нахер!" - и бросает телефон в стену. Нико вздрагивает, посетители оборачиваются, золотистая смеется, качает головой, говорит - Нико слышит, потому что уже бежит наводить порядок, подбирать обломки легкого пластика - "ты не меняешься, Сквало".
Вот характер же, - думает Нико, ползая под столиками, - разве так можно с мужчинами?.. Еще он думает, что красотки, наверное, школьные подружки, раз называют друг друга по фамилии; еще он думает, что телефон не восстановить, и интересно, часто ли блондинка так ссорится со своим "папочкой" - а когда выпрямляется, видит, что они оставили на столике деньги, таких чаевых Нико получать еще не доводилось, и ушли, уже на улице и садятся в машину. Нико выбирает из кучи обломков сим-карту, бежит следом, чтобы отдать платиновой, успевает только потому, что у золотистой каблук застрял в брусчатке, и опять слышит кусок разговора.
- Значит, я решаю сама, - сухо говорит платиновая. - То новое оружие, нам оно тоже нужно.
- Сколько? - так же деловито откликается золотистая, освобождает каблук, садится в машину.
- А то ты не знаешь, - усмехается платиновая, садится рядом. - Поехали, сейчас его и проверим. Все, что надо, у меня при себе.
Нико стоит на пороге кофейни, сжимая в кулаке забытую симку, и думает, что может быть, он все-таки знает о жизни не всё.
@темы: Коробка со специями, daana, джен, другие
варенье на завтра
Одуванчики
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Персонажи: D18
Жанр: романс, экшен
Рейтинг: PG-13
Размер: 1064байта слова
Дикслеймер: нам все еще не отдали Д18 в единоличное пользование
Саммари: очередное последнее танго в Париже.
Маленькая чернявая продавщица цветов подошла к столику, протянула Кёе букет одуванчиков, лукаво улыбаясь:
- А вы сентиментальны, мсье.
Дино тоже частенько его поддразнивал; у них всегда были какие-то общие дела, что-то постоянно их связывало, притягивало, сталкивало с лязгом и скрежетом, как поезда с откоса. А этой весной у него голова шла кругом, непрестанно, и Кёе хотелось другой жизни, в любом из параллельных миров – может быть, он бы постарался, и тогда все изменилось бы; хотя в любом из миллиардов миров универсальный ответ на любую шутку – тонфой по зубам.
Кёя знал это.
Дино знал это, он любил кнутом выбивать пистолеты из рук, бессчетно ломая пальцы, эти звуки были похожи на выстрелы. Дино не любил убивать – и за его спиной всегда находились вооруженные люди в костюмах, готовые в любой момент презрительно сплюнуть свинцом в сторону жалких ублюдков.
Дино не любил убивать – но асфальт плавился и горела спортивная резина, когда в Приморских Альпах он опрокидывал кордоны Миллефиоре один за другим, поднимаясь все выше и выше в горы. Ему сказали, Вонголу подставили и заманили в ловушку, и еще ему сказали, что там был Кёя, и что в тот ресторан пустили газ, - там все лежали такие тихие и мертвые, как после нашествия марсиан.
Ему не сказали, что Кёя станет предметом торга, а в случае чего – и разменной картой, Дино это сам додумал, Дино очень испугался.
Когда потом Кёя увидел этих мертвых Миллефиоре, эти трупы, растерзанные с невероятной жестокостью, то подумал, что Каваллоне все-таки не зря не любит убивать. А пока что он сидел на крыльце альпийского домика, жевал травинку и, козырьком приставив ладонь ко лбу, наблюдал, как Дино идет к нему через поле цветущих одуванчиков.
- Кёя! Ты жив!
Дино мог быть таким трогательным идиотом, и как все это только в нем уживалось.
Кёя встал, шагнул из-под тени веранды, и на него тут же обрушилось солнце, ударило, выбивая землю из-под ног. Синий кисель неба в белой чашке гор, руки Дино, губы Дино, хруст стеблей одуванчиков под ногами; запах крови и пыли.
- Что с тобой? Как ты? – бестолково спрашивал Дино, а Кёя не знал, как ему объяснить – да и, наверное, не хотел объяснять, как это, когда все вот это – и ты; и оно в самом центре тебя, огромное, как Альпы.
- Я тут всех убил, можно возвращаться, - сказал он ровно и холодно, а Дино так же серьезно кивнул:
- Вижу, - а потом они вцепились друг в друга, как тонущие, падая на землю. Кёя прищурился, собрался было оттолкнуть Дино, но вместо этого схватил его за плечи и прошептал:
- Тише, не двигайся.
- Что такое? – так же тихо ответил Дино. – Кого-то не добил?
- У тебя бабочка на голове.
Бабочка, нахальная, большая и оранжевая, качнула крыльями, будто услышав Кёю – и замерла. Дино осторожно приподнялся на руках, стараясь ее не спугнуть. Он почти заслонил солнце; Кёя сдвинулся вбок и оказался полностью в его тени.
Забавно, подумал он. И немного обидно. Но так символично.
Не прошло и месяца, как Альянс сдал Италию.
Они встретились в ночном клубе, кажется, в Марселе; недобитые остатки Альянса разыскивались по всей Европе, и Дино был в черном тонком свитере под шею, скрывающем эту его слишком заметную татуировку, и в дурацких фиолетовых очках, но все равно при взгляде на него хотелось щуриться, как от яркого солнца; сначала дела.
- Потанцуем, - подмигнул Дино и втолкнул Кёю в кабинку туалета. Кёя снял с него очки, спустил их в унитаз и, пока шумела вода, спросил:
- Флоренция – твоя работа?
- Мне нужен хороший подрывник, - ответил Дино и неторопливо провел губами по его шее, спускаясь к плечу. – Нужен позарез. Гокудера не согласится?
Кёя потянул его свитер вверх, обнажая живот и грудь.
- Я не имею никакого отношения к этим травоядным.
- Плохо, - выдохнул Дино. – Партизан без тылов – считай, тот же камикадзе.
- Нет ничего плохого в том, чтобы иногда быть камикадзе, - философски сообщил Кёя, расстегивая его джинсы.
Дино провел по его спине, заставляя выгнуться, податься вперед, и шепнул:
- Будь кем хочешь, только не умирай.
Кёя поймал его губы, отстранился:
- Через месяц, в Париже.
Дино молча улыбнулся; когда же все у них изменилось? Кёя знал точно – и не хотел знать; все, чего он хотел – собрать это пламенеющее желтое море, эту глупую оранжевую бабочку на глупой голове, эту тень, падающую на него, растворяющую его больно и сладостно – и выбросить, оставив себе только секс, замешанный на адреналине и безысходности.
В туалетной кабинке находятся два партизана, один камикадзе, один босс мафии, море одуванчиков, итальянец и японец. Состоится ли встреча через месяц в Париже при условии, что для нее нужны как минимум двое?
Задача, не имеющая решения.
- В кафе «Две обезьяны».
Он запутался в светлых, отливающих летним золотом волосах, а дергать почему-то не хотелось, – так вот почему одуванчики, подумалось неожиданно, ведь все шло по плану, и даже если бы можно было прожить другую жизнь в любом из параллельных миров…
- Не смотри на меня так, - сказал Дино.
- Крайний третий столик по левому ряду, - ответил Кёя.
Он не хотел думать, не хотел умирать, не хотел останавливаться, не хотел, чтобы все закончилось так, как должно закончиться.
Кёя больше не хотел быть частью плана.
- Мы бессмертны, - сказал Дино, и в этот момент музыка остановилась.
Наступила тишина.
В этой оглушающей, всеобъемлющей тишине Кёя двигался, обняв ногами талию Дино, опираясь спиной на ходящую ходуном дверную перегородку, и Дино двигался ему навстречу, а вместо крика, рвавшегося изнутри, был поцелуй.
- Держи крепче, - сказал Кёя, обмякнув, разжимая руки, и почему-то подумал: ну вот и все.
Он слушал чужое дыхание, сдавленное и удерживаемое, оседающее над ухом. Дино что-то сказал – Кёя не расслышал, потому что неожиданно вспомнил важную вещь.
- Если ты придешь, - он вывернулся и встал на ноги, наклонился, чтобы поймать брючину. – Если вдруг ты придешь, а меня уже накроют. Будут ждать тебя. Нужен какой-то знак, какой-то предмет…
Он покачнулся, но удержал равновесие, оттолкнул протянутую руку. Дино стоял, привалившись к двери и глупо улыбаясь, с закрытыми глазами.
- Я тебя слушаю, Кёя, - после паузы ответил Дино. – Что же это может быть. Журавлик, свернутый из салфетки?
- Одуванчики, - сказал Кёя, и Дино открыл глаза, непонимающе глядя. – Их там одна цыганская девчонка продает. Своего рода местная достопримечательность. Короче говоря, увидишь на столе одуванчики – беги без оглядки.
- Лара, мон пти, - лениво протянул Жан, когда-то надежный поверенный Вонголы, отставил пустую кофейную чашку и перешел на английский. – Не давай мсье пулю, давай ему цветы. Это его последнее желание.
Маленькая чернявая продавщица цветов подошла к столику, протянула Кёе букет одуванчиков, лукаво улыбаясь:
- А вы сентиментальны, мсье.
Из ее корзинки, уютно пристроившись между пестрыми полевыми цветами, на Кёю смотрело дуло пистолета-пулемета. У девочки был такой же пустой, затягивающий взгляд; Кёя вложил в ее руку свернутую купюру и хмыкнул:
- Пожалуй, да.
Дневник Хибари Кёи
Автор: Коробка со специями и daana
Бета: они же
Персонажи: D18/18D
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: 730 слов
Дисклеймер: как это ни печально, D18 придумали не мы
От автора: в каждом фандоме должен быть такой фик!
Саммари: Дино сука хитрый
Стр. 1
Меня зовут Хибари Кёя, у меня амнезия, а это мой дневник.
Никто не знает, что я его веду.
Стр. 2
Приходил доктор – точнее, это он представился как доктор. Я бы сказал, что он больше похож на жалкого за…(Динокаваллоне говорит, что раньше я никогда не ругался и сейчас не должен). Доктор очень вспотел, когда меня увидел, и сказал, что все это очень, очень плохо. Динокаваллоне тут же его увел, а я теперь не могу отделаться от мысли: он что-то от меня скрывает.
Может быть, я болен смертельно опасной заразной болезнью – это бы объяснило тот факт, что меня до сих пор не выписали.
Стр. 3
За окном все поет птица. Она маленькая, желтая, и голос у нее довольно противный, но ее песня трогает мое усталое сердце и вырывает меня из пучины уныния и лишения. Динокаваллоне (на самом деле он Дино Каваллоне) говорит, что это «Хиберд». Странное название песни.
Стр. 4
Сегодня у меня было много посетителей. Сначала пришли какие-то смешные с волосами и сказали, что они «Дисциплинарный Комитет». Я уже знал, как могут выглядеть карикатурные якудза новой волны, поэтому не стал смеяться. Дино удивлен, что я без запинки выговорил «карикатурные якудза новой волны» и даже знаю, что это значит. Он мой дорогой друг, но как же иногда хочется разбить его тупую голову!
Кстати, о членовредительстве. После «Дисциплинарного Комитета» приходили какие-то травоядные. Дино сказал, что это мои друзья и в некотором роде коллеги, и я очень тепло к ним отношусь. Наверное, травма так влияет – но мне почему-то захотелось их уебать. Хотелось. И до сих пор хочется. Нужно быть добрее.
Стр. 5
Я спросил у Дино, как так вышло, что я ничего не помню. Дино долго думал, а потом сказал, что я упал и ударился головой. Я с кем-то дрался, - спросил я, но Дино замахал руками и сказал - что ты, что ты, Кёя, ничего подобного, с чего ты взял. Мне все сильнее кажется, что он что-то скрывает. Может быть, он вовсе мне не друг.
Стр. 6
Сегодня Дино сказал мне важную вещь. Он сказал: если я вспомню все, что забыл, то забуду то, что происходит сейчас. Сказал: ты не беспокойся, я все тебе расскажу. Все, что тебе нужно будет знать. Хорошо, что я веду этот дневник. Хорошо, что никто о нем не знает. Еще Дино говорил, что мы были больше, чем друзьями. Я не понял, что это значит.
Стр. 7
Днем мы сидели в больничном саду, и Дино рассказывал, какой я хороший человек. Он говорил, что я спокойный, дружелюбный и открытый, и что у нас с ним были очень близкие отношения, а потом положил мне руку на плечо. Мне опять захотелось его ударить, но я сдержался. По крайней мере, насчет спокойного он не врет. Я действительно спокойный.
Стр. 8
Я понял, что он имел в виду. Мне понравилось. По крайней мере, в это время он молчит.
Стр. 9
Снова прилетала эта желтая птица. Кажется, ее песню я уже успел выучить наизусть. Забавный факт: птица и Дино никогда не появляются одновременно. Дино сказал, что это потому, что Хиберду нужно есть, спать и отдыхать.
Сегодня он читал мне книжку про вампиров, оборотней и какую-то травоядную школьницу. Я слушал очень внимательно, но Дино почему-то заснул на пятой странице.
Стр. 10
Вот что я понял: Дино приходит сюда поспать.
Стр. 11
Кажется, я соскучился по близким отношениям.
Стр. 12
Нужна небольшая толика наблюдательности, и еще способность нестандартно мыслить, чтобы понять: Дино – это Хиберд.
1. Они одного цвета.
2. Они не появляются одновременно.
3. Дино знает, о чем поет Хиберд, хоть его и не видел.
4. Хиберд поглядывает на меня так, будто тоже соскучился по близким отношениям.
Короче говоря, эта канарейка-оборотень охраняет мой покой круглые сутки, а в человеческом обличье отсыпается. Понятно, почему он читал мне ту книжку. Намекал!
Стр. 13
Дино очень смеялся, когда узнал, что он – канарейка-оборотень. Пришлось принять меры. Оказывается, близкие отношения можно приятно разнообразить халатом медсестры, наручниками и теми блестящими металлическими штуковинами. Правда, Дино возражал. Говорил, что обычно бывает наоборот. Надо проверить.
Доктор пришел за халатом, его пришлось убить.
Дино почему-то расстроился и сказал, что я почти выздоровел.
Почему он расстроился?
Стр. 14
Пока доктор был жив, он говорил, что память может вернуться в любой момент. Но не говорил, когда этот момент настанет. Канарейка поет так назойливо. Почему-то в голову лезет что-то про цветущие луга и что-то среднее что среднее почему
***
- Кёя, - Дино толкнул дверь палаты, внимательно глядя под ноги: то ли шнурок развязан, то ли показалось. - Я подумал, у меня тебе будет лучше, чем здесь. И спокойнее... Всем. - Он поднял голову, улыбнулся. - Что ты читаешь?
- Каваллоне, - сказал Хибари Кёя таким голосом, что Дино сразу оценил масштаб грядущих жертв и разрушений. - Как ты посмел убедить меня в том, что ты сверху?
Другой способ
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Персонажи: D18
Жанр: юст, психодел, кажется, ангст
Рейтинг: PG-13
Размер: 990
Дикслеймер: всех имеет Амано
Саммари: Спасение утопающих - дело рук самих утопающих
Основная проблема была вот в чем: Кёя слишком привык к бесконечной прочности кольца Вонголы.
Слишком много привычек, думал он, въезжая в местечко Квадри, где, по слухам, последнюю неделю ошивался Дино Каваллоне. Там, за деревней на холме, стояла полуразрушенная церковь, и только тупой Каваллоне мог выкупить такой бесполезный хлам, да еще и накануне войны с Миллефиоре.
Кёя поднялся на холм, вошел под своды, в густую бархатную тень. Запахло сыростью и бумажной пылью. Солнечные лучи текли сквозь витражное стекло, напитываясь алым, желтым, травянисто-зеленым, лазурным; пыль танцевала в воздухе. Наверху, на полуразрушенной лестнице, ведущей на хоры, показался человек.
Кёя шагнул на ступеньку, осторожно и брезгливо обходя поврежденные места. Он не хотел испачкать костюм.
Неожиданно что-то изменилось; Кёя остановился на середине лестницы, ослепленный и дезориентированный, перед глазами мельтешили пятна разноцветного огня, пылающий калейдоскоп, выжигающий оранжевые узоры под закрытыми веками. Это солнце било в витражи; Кёя прикрыл глаза ладонью и упрямо двинулся вперед. Человек стоял неподвижно – фигура из театра теней, темный силуэт, ласкающий глаз, черный – такой черный, что хотелось на него смотреть вечно, не отрываясь.
– Привет, – помахал рукой Дино Каваллоне. – Как тебе мое новое приобретение?
Он вышел из водоворота разноцветных огней; стоял и ждал – в джинсах, подвернутых до колена, в старой рубашке, растрепанный и беззаботный. Хозяйским жестом похлопал по резным перилам – дерево влажно хрустнуло; неторопливо, как в замедленной съемке перила качнулись, кренясь наружу, вздрогнули ступеньки, и Кёя прыгнул вверх, одним движением – через все ступеньки, плечом отталкивая Дино в сторону и уже чувствуя, как расползаются под ногами гнилые доски. С размаху воткнул дурацкое одноразовое кольцо в коробочку - не было времени вытаскивать ее из кармана.
Кольцо лопнуло.
Кёя лежал в проходе между скамьями, смотрел на обломки лестницы, с которых медленно осыпалась труха, и думал о том, что костюм непоправимо испорчен.
Рядом пошевелились.
– Всегда с тобой так, – с отвращением сказал Кёя.
– Кажется, я становлюсь все более опасным, – засмеялся Дино, садясь – и тут же оборвал смешок. – Прости. Не ушибся?
И только после этого Кёя приземлился на пол. Его окружало Пламя, чужое Пламя.
Кёя поднял руку, глядя на купол потолка сквозь растопыренные пальцы. Столько времени прошло, а он все еще не смог победить Дино Каваллоне, слабака и растяпу.
Не то, чтобы он старался всерьез.
Дино встал над ним, протянул руку, и Кёя схватился за нее машинально. Поднялся, ныряя в облако Пламени – чистого, неразбавленного, обжигающего. Сколько он так простоял без движения? Пыль все плясала в разноцветных солнечных лучах. Дино молчал. Кёя чувствовал, как в нем нарастает пустота, распирая грудную клетку – ни вдохнуть, ни выдохнуть; он был отравлен Пламенем, а Дино смотрел на него так, что его хотелось ударить по лицу.
– Что с твоими кольцами? – поинтересовался Дино таким голосом, каким спрашивают о незначительных, обыденных вещах. Ты выключил свет на кухне? Какая погода за окном? Что с твоими кольцами?
– Сейчас покажу.
Кёя достал из кармана несколько колец, надел одно.
Кольцо слабо вспыхнуло.
– А теперь сильнее.
Кольцо полыхнуло фиолетовым, Кёя поднес его к коробочке; картинно тряхнул рукой – из оправы посыпался черный песок.
– А теперь еще сильнее, - Кёя надел сразу несколько, Пламя рвануло, почти не сдерживаемое, кристаллы вскипели, и Дино, издав какой-то странный звук, начал сдирать с него раскаленные кольца, обжигаясь и дуя на пальцы.
– Вот что с моими кольцами, – сказал Кёя. Дино как раз расправился с последним, и теперь, как придурок, размахивал обожженными руками. Кёя отвернулся; он уже не понимал, зачем пришел именно сюда. За этой бездарной клоунадой?
– После того, как Савада уничтожил Кольца Вонголы, вся эта хрень стала утомительной, – сказал Кёя и задохнулся: снова накатило чужое Пламя, это Дино подошел, он что, специально так делает?
Дино осторожно дотронулся до его плеча.
– Не расстраивайся, – пробормотал он неловко. Кёя потянулся за тонфами, оборачиваясь, но Пламя погасло, а Дино уже сидел на скамье, лохматил волосы и напряженно сверлил взглядом пол.
– Думаю, чем тебе помочь, – объяснил он. Кёя вздохнул – и вдруг посмотрел на его руки, на пальцы в волосах.
Сердце глухо стукнуло и будто остановилось. Пятна света, огненные узоры. Что это.
– Каваллоне, – тихо сказал Кёя. – Где твои кольца.
Дино поднял к нему лицо: губы растерянно улыбались, а глаза были как оранжевый прозрачный студень. В глубине вздрагивали игольно-острые зрачки.
Кёя смотрел, как он встает, как он медленно, по пуговице, расстегивает рубашку и превращается в калейдоскоп сияющих пятен, в капли напалма, выжигая себя на поверхности плотно закрытых век.
Пятна качнулись и поплыли – Дино шагнул вперед, теперь стали видны линии татуировок, раскаленные спирали и лепестки, наполненные Пламенем Неба.
Воздух вокруг него дрожал и тек.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – тихо и невнятно, словно спящий, произнес Дино. – Но эти татуировки не делают взрослым. Только детям.
Решение все это время было под носом. Кёя ощупывал татуировки, как слепой, кончиками пальцев изучал изгибы и завитки, твердил:
– Плевать, мне нужны такие же, больше, гораздо больше…
От пребывания в Пламени его повело, он поднял голову и увидел, что Дино жмурится и вздрагивает, заставляя себя оставаться на месте, похожий на хорошо воспитанную кошку – но если бы что-то было не так, он бы сказал? Сияющая вязь вела под пояс джинсов, и Кёя решительно потянулся к ремню.
Неожиданно Дино взял его за плечи, отстраняя, и серьезно спросил:
– Кёя, ты что, со мной заигрываешь?
Сначала стало смешно; потом захотелось убить – немыслимо сильно, до боли в стиснутых зубах – он что, все это время думал…
Кёя увидел себя со стороны, Пламя потухло, волшебство закончилось. Сам он торопливыми лихорадочными движениями расстегивал джинсы на Дино, а тот отодвигал его от себя. И даже, для разнообразия, не улыбался.
– Просто скажи, как звали татуировщика, – беззвучно ответил Кёя.
– Не помню. Столько времени прошло.
– Ладно, – Кёя развернулся и побрел к выходу, со странным удовольствием наступая на влажно хрустящие деревяшки.
– Давай придумаем что-нибудь другое! – голос Дино догнал его уже у самого входа, ударил плетью, заставляя болезненно распрямиться.
Кёя ничего не ответил. И только потом, спускаясь по холму, неожиданно понял, что Дино отвлек его – что Дино обманул его, так грубо и так просто.
А может, Дино не обманывал, и все было ровно тем, чем и казалось.
Кёе захотелось оглянуться, проверить – вдруг бы повезло, но он почему-то не стал.
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Персонажи: D18
Жанр: романс, экшен
Рейтинг: PG-13
Размер: 1064
Дикслеймер: нам все еще не отдали Д18 в единоличное пользование
Саммари: очередное последнее танго в Париже.
Маленькая чернявая продавщица цветов подошла к столику, протянула Кёе букет одуванчиков, лукаво улыбаясь:- А вы сентиментальны, мсье.
Дино тоже частенько его поддразнивал; у них всегда были какие-то общие дела, что-то постоянно их связывало, притягивало, сталкивало с лязгом и скрежетом, как поезда с откоса. А этой весной у него голова шла кругом, непрестанно, и Кёе хотелось другой жизни, в любом из параллельных миров – может быть, он бы постарался, и тогда все изменилось бы; хотя в любом из миллиардов миров универсальный ответ на любую шутку – тонфой по зубам.
Кёя знал это.
Дино знал это, он любил кнутом выбивать пистолеты из рук, бессчетно ломая пальцы, эти звуки были похожи на выстрелы. Дино не любил убивать – и за его спиной всегда находились вооруженные люди в костюмах, готовые в любой момент презрительно сплюнуть свинцом в сторону жалких ублюдков.
Дино не любил убивать – но асфальт плавился и горела спортивная резина, когда в Приморских Альпах он опрокидывал кордоны Миллефиоре один за другим, поднимаясь все выше и выше в горы. Ему сказали, Вонголу подставили и заманили в ловушку, и еще ему сказали, что там был Кёя, и что в тот ресторан пустили газ, - там все лежали такие тихие и мертвые, как после нашествия марсиан.
Ему не сказали, что Кёя станет предметом торга, а в случае чего – и разменной картой, Дино это сам додумал, Дино очень испугался.
Когда потом Кёя увидел этих мертвых Миллефиоре, эти трупы, растерзанные с невероятной жестокостью, то подумал, что Каваллоне все-таки не зря не любит убивать. А пока что он сидел на крыльце альпийского домика, жевал травинку и, козырьком приставив ладонь ко лбу, наблюдал, как Дино идет к нему через поле цветущих одуванчиков.
- Кёя! Ты жив!
Дино мог быть таким трогательным идиотом, и как все это только в нем уживалось.
Кёя встал, шагнул из-под тени веранды, и на него тут же обрушилось солнце, ударило, выбивая землю из-под ног. Синий кисель неба в белой чашке гор, руки Дино, губы Дино, хруст стеблей одуванчиков под ногами; запах крови и пыли.
- Что с тобой? Как ты? – бестолково спрашивал Дино, а Кёя не знал, как ему объяснить – да и, наверное, не хотел объяснять, как это, когда все вот это – и ты; и оно в самом центре тебя, огромное, как Альпы.
- Я тут всех убил, можно возвращаться, - сказал он ровно и холодно, а Дино так же серьезно кивнул:
- Вижу, - а потом они вцепились друг в друга, как тонущие, падая на землю. Кёя прищурился, собрался было оттолкнуть Дино, но вместо этого схватил его за плечи и прошептал:
- Тише, не двигайся.
- Что такое? – так же тихо ответил Дино. – Кого-то не добил?
- У тебя бабочка на голове.
Бабочка, нахальная, большая и оранжевая, качнула крыльями, будто услышав Кёю – и замерла. Дино осторожно приподнялся на руках, стараясь ее не спугнуть. Он почти заслонил солнце; Кёя сдвинулся вбок и оказался полностью в его тени.
Забавно, подумал он. И немного обидно. Но так символично.
Не прошло и месяца, как Альянс сдал Италию.
Они встретились в ночном клубе, кажется, в Марселе; недобитые остатки Альянса разыскивались по всей Европе, и Дино был в черном тонком свитере под шею, скрывающем эту его слишком заметную татуировку, и в дурацких фиолетовых очках, но все равно при взгляде на него хотелось щуриться, как от яркого солнца; сначала дела.
- Потанцуем, - подмигнул Дино и втолкнул Кёю в кабинку туалета. Кёя снял с него очки, спустил их в унитаз и, пока шумела вода, спросил:
- Флоренция – твоя работа?
- Мне нужен хороший подрывник, - ответил Дино и неторопливо провел губами по его шее, спускаясь к плечу. – Нужен позарез. Гокудера не согласится?
Кёя потянул его свитер вверх, обнажая живот и грудь.
- Я не имею никакого отношения к этим травоядным.
- Плохо, - выдохнул Дино. – Партизан без тылов – считай, тот же камикадзе.
- Нет ничего плохого в том, чтобы иногда быть камикадзе, - философски сообщил Кёя, расстегивая его джинсы.
Дино провел по его спине, заставляя выгнуться, податься вперед, и шепнул:
- Будь кем хочешь, только не умирай.
Кёя поймал его губы, отстранился:
- Через месяц, в Париже.
Дино молча улыбнулся; когда же все у них изменилось? Кёя знал точно – и не хотел знать; все, чего он хотел – собрать это пламенеющее желтое море, эту глупую оранжевую бабочку на глупой голове, эту тень, падающую на него, растворяющую его больно и сладостно – и выбросить, оставив себе только секс, замешанный на адреналине и безысходности.
В туалетной кабинке находятся два партизана, один камикадзе, один босс мафии, море одуванчиков, итальянец и японец. Состоится ли встреча через месяц в Париже при условии, что для нее нужны как минимум двое?
Задача, не имеющая решения.
- В кафе «Две обезьяны».
Он запутался в светлых, отливающих летним золотом волосах, а дергать почему-то не хотелось, – так вот почему одуванчики, подумалось неожиданно, ведь все шло по плану, и даже если бы можно было прожить другую жизнь в любом из параллельных миров…
- Не смотри на меня так, - сказал Дино.
- Крайний третий столик по левому ряду, - ответил Кёя.
Он не хотел думать, не хотел умирать, не хотел останавливаться, не хотел, чтобы все закончилось так, как должно закончиться.
Кёя больше не хотел быть частью плана.
- Мы бессмертны, - сказал Дино, и в этот момент музыка остановилась.
Наступила тишина.
В этой оглушающей, всеобъемлющей тишине Кёя двигался, обняв ногами талию Дино, опираясь спиной на ходящую ходуном дверную перегородку, и Дино двигался ему навстречу, а вместо крика, рвавшегося изнутри, был поцелуй.
- Держи крепче, - сказал Кёя, обмякнув, разжимая руки, и почему-то подумал: ну вот и все.
Он слушал чужое дыхание, сдавленное и удерживаемое, оседающее над ухом. Дино что-то сказал – Кёя не расслышал, потому что неожиданно вспомнил важную вещь.
- Если ты придешь, - он вывернулся и встал на ноги, наклонился, чтобы поймать брючину. – Если вдруг ты придешь, а меня уже накроют. Будут ждать тебя. Нужен какой-то знак, какой-то предмет…
Он покачнулся, но удержал равновесие, оттолкнул протянутую руку. Дино стоял, привалившись к двери и глупо улыбаясь, с закрытыми глазами.
- Я тебя слушаю, Кёя, - после паузы ответил Дино. – Что же это может быть. Журавлик, свернутый из салфетки?
- Одуванчики, - сказал Кёя, и Дино открыл глаза, непонимающе глядя. – Их там одна цыганская девчонка продает. Своего рода местная достопримечательность. Короче говоря, увидишь на столе одуванчики – беги без оглядки.
- Лара, мон пти, - лениво протянул Жан, когда-то надежный поверенный Вонголы, отставил пустую кофейную чашку и перешел на английский. – Не давай мсье пулю, давай ему цветы. Это его последнее желание.
Маленькая чернявая продавщица цветов подошла к столику, протянула Кёе букет одуванчиков, лукаво улыбаясь:
- А вы сентиментальны, мсье.
Из ее корзинки, уютно пристроившись между пестрыми полевыми цветами, на Кёю смотрело дуло пистолета-пулемета. У девочки был такой же пустой, затягивающий взгляд; Кёя вложил в ее руку свернутую купюру и хмыкнул:
- Пожалуй, да.
Дневник Хибари Кёи
Автор: Коробка со специями и daana
Бета: они же
Персонажи: D18/18D
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: 730 слов
Дисклеймер: как это ни печально, D18 придумали не мы
От автора: в каждом фандоме должен быть такой фик!
Саммари: Дино сука хитрый
Стр. 1Меня зовут Хибари Кёя, у меня амнезия, а это мой дневник.
Никто не знает, что я его веду.
Стр. 2
Приходил доктор – точнее, это он представился как доктор. Я бы сказал, что он больше похож на жалкого за…(Динокаваллоне говорит, что раньше я никогда не ругался и сейчас не должен). Доктор очень вспотел, когда меня увидел, и сказал, что все это очень, очень плохо. Динокаваллоне тут же его увел, а я теперь не могу отделаться от мысли: он что-то от меня скрывает.
Может быть, я болен смертельно опасной заразной болезнью – это бы объяснило тот факт, что меня до сих пор не выписали.
Стр. 3
За окном все поет птица. Она маленькая, желтая, и голос у нее довольно противный, но ее песня трогает мое усталое сердце и вырывает меня из пучины уныния и лишения. Динокаваллоне (на самом деле он Дино Каваллоне) говорит, что это «Хиберд». Странное название песни.
Стр. 4
Сегодня у меня было много посетителей. Сначала пришли какие-то смешные с волосами и сказали, что они «Дисциплинарный Комитет». Я уже знал, как могут выглядеть карикатурные якудза новой волны, поэтому не стал смеяться. Дино удивлен, что я без запинки выговорил «карикатурные якудза новой волны» и даже знаю, что это значит. Он мой дорогой друг, но как же иногда хочется разбить его тупую голову!
Кстати, о членовредительстве. После «Дисциплинарного Комитета» приходили какие-то травоядные. Дино сказал, что это мои друзья и в некотором роде коллеги, и я очень тепло к ним отношусь. Наверное, травма так влияет – но мне почему-то захотелось их уебать. Хотелось. И до сих пор хочется. Нужно быть добрее.
Стр. 5
Я спросил у Дино, как так вышло, что я ничего не помню. Дино долго думал, а потом сказал, что я упал и ударился головой. Я с кем-то дрался, - спросил я, но Дино замахал руками и сказал - что ты, что ты, Кёя, ничего подобного, с чего ты взял. Мне все сильнее кажется, что он что-то скрывает. Может быть, он вовсе мне не друг.
Стр. 6
Сегодня Дино сказал мне важную вещь. Он сказал: если я вспомню все, что забыл, то забуду то, что происходит сейчас. Сказал: ты не беспокойся, я все тебе расскажу. Все, что тебе нужно будет знать. Хорошо, что я веду этот дневник. Хорошо, что никто о нем не знает. Еще Дино говорил, что мы были больше, чем друзьями. Я не понял, что это значит.
Стр. 7
Днем мы сидели в больничном саду, и Дино рассказывал, какой я хороший человек. Он говорил, что я спокойный, дружелюбный и открытый, и что у нас с ним были очень близкие отношения, а потом положил мне руку на плечо. Мне опять захотелось его ударить, но я сдержался. По крайней мере, насчет спокойного он не врет. Я действительно спокойный.
Стр. 8
Я понял, что он имел в виду. Мне понравилось. По крайней мере, в это время он молчит.
Стр. 9
Снова прилетала эта желтая птица. Кажется, ее песню я уже успел выучить наизусть. Забавный факт: птица и Дино никогда не появляются одновременно. Дино сказал, что это потому, что Хиберду нужно есть, спать и отдыхать.
Сегодня он читал мне книжку про вампиров, оборотней и какую-то травоядную школьницу. Я слушал очень внимательно, но Дино почему-то заснул на пятой странице.
Стр. 10
Вот что я понял: Дино приходит сюда поспать.
Стр. 11
Кажется, я соскучился по близким отношениям.
Стр. 12
Нужна небольшая толика наблюдательности, и еще способность нестандартно мыслить, чтобы понять: Дино – это Хиберд.
1. Они одного цвета.
2. Они не появляются одновременно.
3. Дино знает, о чем поет Хиберд, хоть его и не видел.
4. Хиберд поглядывает на меня так, будто тоже соскучился по близким отношениям.
Короче говоря, эта канарейка-оборотень охраняет мой покой круглые сутки, а в человеческом обличье отсыпается. Понятно, почему он читал мне ту книжку. Намекал!
Стр. 13
Дино очень смеялся, когда узнал, что он – канарейка-оборотень. Пришлось принять меры. Оказывается, близкие отношения можно приятно разнообразить халатом медсестры, наручниками и теми блестящими металлическими штуковинами. Правда, Дино возражал. Говорил, что обычно бывает наоборот. Надо проверить.
Доктор пришел за халатом, его пришлось убить.
Дино почему-то расстроился и сказал, что я почти выздоровел.
Почему он расстроился?
Стр. 14
Пока доктор был жив, он говорил, что память может вернуться в любой момент. Но не говорил, когда этот момент настанет. Канарейка поет так назойливо. Почему-то в голову лезет что-то про цветущие луга и что-то среднее что среднее почему
***
- Кёя, - Дино толкнул дверь палаты, внимательно глядя под ноги: то ли шнурок развязан, то ли показалось. - Я подумал, у меня тебе будет лучше, чем здесь. И спокойнее... Всем. - Он поднял голову, улыбнулся. - Что ты читаешь?
- Каваллоне, - сказал Хибари Кёя таким голосом, что Дино сразу оценил масштаб грядущих жертв и разрушений. - Как ты посмел убедить меня в том, что ты сверху?
Другой способ
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Персонажи: D18
Жанр: юст, психодел, кажется, ангст
Рейтинг: PG-13
Размер: 990
Дикслеймер: всех имеет Амано
Саммари: Спасение утопающих - дело рук самих утопающих
Основная проблема была вот в чем: Кёя слишком привык к бесконечной прочности кольца Вонголы.Слишком много привычек, думал он, въезжая в местечко Квадри, где, по слухам, последнюю неделю ошивался Дино Каваллоне. Там, за деревней на холме, стояла полуразрушенная церковь, и только тупой Каваллоне мог выкупить такой бесполезный хлам, да еще и накануне войны с Миллефиоре.
Кёя поднялся на холм, вошел под своды, в густую бархатную тень. Запахло сыростью и бумажной пылью. Солнечные лучи текли сквозь витражное стекло, напитываясь алым, желтым, травянисто-зеленым, лазурным; пыль танцевала в воздухе. Наверху, на полуразрушенной лестнице, ведущей на хоры, показался человек.
Кёя шагнул на ступеньку, осторожно и брезгливо обходя поврежденные места. Он не хотел испачкать костюм.
Неожиданно что-то изменилось; Кёя остановился на середине лестницы, ослепленный и дезориентированный, перед глазами мельтешили пятна разноцветного огня, пылающий калейдоскоп, выжигающий оранжевые узоры под закрытыми веками. Это солнце било в витражи; Кёя прикрыл глаза ладонью и упрямо двинулся вперед. Человек стоял неподвижно – фигура из театра теней, темный силуэт, ласкающий глаз, черный – такой черный, что хотелось на него смотреть вечно, не отрываясь.
– Привет, – помахал рукой Дино Каваллоне. – Как тебе мое новое приобретение?
Он вышел из водоворота разноцветных огней; стоял и ждал – в джинсах, подвернутых до колена, в старой рубашке, растрепанный и беззаботный. Хозяйским жестом похлопал по резным перилам – дерево влажно хрустнуло; неторопливо, как в замедленной съемке перила качнулись, кренясь наружу, вздрогнули ступеньки, и Кёя прыгнул вверх, одним движением – через все ступеньки, плечом отталкивая Дино в сторону и уже чувствуя, как расползаются под ногами гнилые доски. С размаху воткнул дурацкое одноразовое кольцо в коробочку - не было времени вытаскивать ее из кармана.
Кольцо лопнуло.
Кёя лежал в проходе между скамьями, смотрел на обломки лестницы, с которых медленно осыпалась труха, и думал о том, что костюм непоправимо испорчен.
Рядом пошевелились.
– Всегда с тобой так, – с отвращением сказал Кёя.
– Кажется, я становлюсь все более опасным, – засмеялся Дино, садясь – и тут же оборвал смешок. – Прости. Не ушибся?
И только после этого Кёя приземлился на пол. Его окружало Пламя, чужое Пламя.
Кёя поднял руку, глядя на купол потолка сквозь растопыренные пальцы. Столько времени прошло, а он все еще не смог победить Дино Каваллоне, слабака и растяпу.
Не то, чтобы он старался всерьез.
Дино встал над ним, протянул руку, и Кёя схватился за нее машинально. Поднялся, ныряя в облако Пламени – чистого, неразбавленного, обжигающего. Сколько он так простоял без движения? Пыль все плясала в разноцветных солнечных лучах. Дино молчал. Кёя чувствовал, как в нем нарастает пустота, распирая грудную клетку – ни вдохнуть, ни выдохнуть; он был отравлен Пламенем, а Дино смотрел на него так, что его хотелось ударить по лицу.
– Что с твоими кольцами? – поинтересовался Дино таким голосом, каким спрашивают о незначительных, обыденных вещах. Ты выключил свет на кухне? Какая погода за окном? Что с твоими кольцами?
– Сейчас покажу.
Кёя достал из кармана несколько колец, надел одно.
Кольцо слабо вспыхнуло.
– А теперь сильнее.
Кольцо полыхнуло фиолетовым, Кёя поднес его к коробочке; картинно тряхнул рукой – из оправы посыпался черный песок.
– А теперь еще сильнее, - Кёя надел сразу несколько, Пламя рвануло, почти не сдерживаемое, кристаллы вскипели, и Дино, издав какой-то странный звук, начал сдирать с него раскаленные кольца, обжигаясь и дуя на пальцы.
– Вот что с моими кольцами, – сказал Кёя. Дино как раз расправился с последним, и теперь, как придурок, размахивал обожженными руками. Кёя отвернулся; он уже не понимал, зачем пришел именно сюда. За этой бездарной клоунадой?
– После того, как Савада уничтожил Кольца Вонголы, вся эта хрень стала утомительной, – сказал Кёя и задохнулся: снова накатило чужое Пламя, это Дино подошел, он что, специально так делает?
Дино осторожно дотронулся до его плеча.
– Не расстраивайся, – пробормотал он неловко. Кёя потянулся за тонфами, оборачиваясь, но Пламя погасло, а Дино уже сидел на скамье, лохматил волосы и напряженно сверлил взглядом пол.
– Думаю, чем тебе помочь, – объяснил он. Кёя вздохнул – и вдруг посмотрел на его руки, на пальцы в волосах.
Сердце глухо стукнуло и будто остановилось. Пятна света, огненные узоры. Что это.
– Каваллоне, – тихо сказал Кёя. – Где твои кольца.
Дино поднял к нему лицо: губы растерянно улыбались, а глаза были как оранжевый прозрачный студень. В глубине вздрагивали игольно-острые зрачки.
Кёя смотрел, как он встает, как он медленно, по пуговице, расстегивает рубашку и превращается в калейдоскоп сияющих пятен, в капли напалма, выжигая себя на поверхности плотно закрытых век.
Пятна качнулись и поплыли – Дино шагнул вперед, теперь стали видны линии татуировок, раскаленные спирали и лепестки, наполненные Пламенем Неба.
Воздух вокруг него дрожал и тек.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – тихо и невнятно, словно спящий, произнес Дино. – Но эти татуировки не делают взрослым. Только детям.
Решение все это время было под носом. Кёя ощупывал татуировки, как слепой, кончиками пальцев изучал изгибы и завитки, твердил:
– Плевать, мне нужны такие же, больше, гораздо больше…
От пребывания в Пламени его повело, он поднял голову и увидел, что Дино жмурится и вздрагивает, заставляя себя оставаться на месте, похожий на хорошо воспитанную кошку – но если бы что-то было не так, он бы сказал? Сияющая вязь вела под пояс джинсов, и Кёя решительно потянулся к ремню.
Неожиданно Дино взял его за плечи, отстраняя, и серьезно спросил:
– Кёя, ты что, со мной заигрываешь?
Сначала стало смешно; потом захотелось убить – немыслимо сильно, до боли в стиснутых зубах – он что, все это время думал…
Кёя увидел себя со стороны, Пламя потухло, волшебство закончилось. Сам он торопливыми лихорадочными движениями расстегивал джинсы на Дино, а тот отодвигал его от себя. И даже, для разнообразия, не улыбался.
– Просто скажи, как звали татуировщика, – беззвучно ответил Кёя.
– Не помню. Столько времени прошло.
– Ладно, – Кёя развернулся и побрел к выходу, со странным удовольствием наступая на влажно хрустящие деревяшки.
– Давай придумаем что-нибудь другое! – голос Дино догнал его уже у самого входа, ударил плетью, заставляя болезненно распрямиться.
Кёя ничего не ответил. И только потом, спускаясь по холму, неожиданно понял, что Дино отвлек его – что Дино обманул его, так грубо и так просто.
А может, Дино не обманывал, и все было ровно тем, чем и казалось.
Кёе захотелось оглянуться, проверить – вдруг бы повезло, но он почему-то не стал.
@темы: Коробка со специями, daana, daana & Коробка со специями, D18
понедельник, 09 июля 2012
варенье на завтра
Правда или вызов
Автор: Коробка со специями и daana
Жанр: трэш, сквик, романс
Пейринг: 6918
Рейтинг: ну R
Заявка с миникинка: LOL-9. Вендиче/Мукуро. Вендиче очень скучают в своих подземельях, и потому, когда среди заключенных находится кто-то красивый, они употребляют это с пользой. Коллективно дрочить, собравшись вокруг банки Мукуро, обсуждать его внешность. Реакция Мукуро на усмотрение автора.
530 словМогу сказать совершенно точно, что меня, Рокудо Мукуро, Великого Иллюзиониста, познавшего Шесть Путей Ада, Сильнейшего… убери руки, щекотно же!
Меня все это не впечатлило, говорю. Хотя кто-то другой, находись он тогда на моем месте, определенно испортил бы себе среду, как бы это потактичнее, обитания. Когда я открыл глаза - ну хорошо, глаз - увидел, что моя банка стоит в центре зала, на нее направлены разноцветные лучи, которые то и дело двигаются. Тринисетте, ты сказал? О чем ты! Светомузыка! Потом уже я заметил зеркальный шар и стриптизерш на шесте. Однако, мои кошмарные тюремщики не обращали никакого внимания на полуистлевшие прелести прекрасных дам – все они столпились вокруг меня.
Это был первый раз, когда меня обрадовала толщина стекла моей проклятой банки.
Что?.. Нет, прости, если я тебя разочарую, но одежда на мне была. К счастью. Когда на тебя так пялятся и при этом так выглядят, а ты даже не можешь создать никакой иллюзии, приятнее чувствовать себя одетым. Нет, ты - другое дело, можешь пялиться. Я продолжу?.. Признаться, я сперва просто не понял, что им нужно. Ожидал чего-нибудь, для чего требуется специальное оборудование и... К чёрту. Нет, ты не хочешь этого знать. В общем, чего я не ожидал, так это того, что этим тварям тоже не чуждо ничто, хм. Биологическое? Я даже не думал, что у них есть для этого все необходимое. Да, я вообще мало о них думал. Что значит "а о ком?" Как будто мне не о ком. Ох, перестань или не услышишь, что было дальше.
Итак, на мне была одежда, а если точнее, то смирительная рубашка. А на них – блестящие топики и скинни. Можешь себе представить несвежего зомби в блестящем топике? Нюхающего кокс из хрустальной вазы, которую носит… не важно, что. Скажу одно: твоя и без того шаткая психика не подготовлена к такому знанию. И ты представляешь, они на меня дрочили! Гады! Встали в круг, как какие-нибудь детки в хоровод, и дрочили!
Нет. К этому твоя психика подготовлена. Или не подготовлена. Когда мне хочется сочувствия, мне плевать на чужую психику. Эти Вендиче! Они отдавались онанизму так самозабвенно, что не замечали, как отрывают от себя куски гнилой плоти. Когда я увидел, как зелено-бурая головка члена шмякается на пол, растекаясь в лужу бледного гноя, то обрадовался, что меня кормят внутривенно. Что, ангел мой, жалеешь о выпитом мартини? А ведь я еще не закончил.
Тогда я не сразу заметил, что среди них есть существа приблизительно женского пола. Или, может быть, они стали такими, оторвав себе всё в экстазе. Но потом одна такая встала прямо передо мной и засунула в себя руку по локоть. Ты спрашиваешь, как это возможно? Да в общем, ничего сложного, если это чужая рука. Нет, проверять будешь на ком-нибудь другом. Лучше не на живом. Да хоть на них самих, в конце концов, раз уж они явились сюда. Ну и что, что у тебя уже нет часов. У них тоже нет. И разве тебе не кажется, что это личное дело?.. Между прочим, я даже опасаюсь предполагать, с какой целью они явились. Неужели соскучились? Я бы не удивился, у них там в Вендикаре вообще полно извращенцев. Послушай, что значит "теперь на одного меньше"? Знаешь, тогда убери-ка руки, и... и это тоже убери. Вот так, держи всё при себе, и теперь моя очередь. Правда или вызов?
Вишневый сок
Автор: Коробка со специями и daana
Жанр: драма
Пейринг: Занзас/Ария
Рейтинг: PG
Заявка с хота: Занзас | Ария.Занзас- юный босс Вонголы. Встреча на приёме, подростковая влюблённость со стороны Занзаса без надежды на взаимность. А+
1160 словЗанзасу шестнадцать, и он Десятый Вонгола.
Мутная история; то ли переворот, то ли несчастный случай, и вот – старый Тимотео, бывший Девятый, отец Занзаса, медленно умирает в самой дорогой, самой закрытой альпийской клинике.
Говорят, небо там – чистое и звонкое, и такое огромное, что кажется, вот-вот вывалится из оправы горизонта.
Ария допивает сок и протягивает бокал Гамме.
Ария мечтает об Альпах.
Ария смотрит на Занзаса, на его гладкое, красивое лицо, все еще сохранившее детскую наивную мягкость, и думает о союзах и выгодах. Этот год был богат на детей-боссов, и пока еще мало кто воспринимает всерьез молодого Вонголу, молодого Каваллоне, молодого Манчини.
По слухам, Девятый Вонгола до сих пор напоминает обгоревшую головешку. Он потерял больше семидесяти процентов кожного покрова, медицина бессильна – теперь его жизнь поддерживают регенерирующие артефакты. Занзас ездит в эту клинику каждый месяц.
О чем он говорит со своим предшественником, со своим отцом, с человеком, которого он убил?
Может быть, они просто молчат?
Шпионы Арии доносят, что они обсуждают союзы и выгоды, и Тимотео даже улыбается тем, что у него осталось от губ, а потом, когда Занзас уезжает, старику становится хуже, но он каждый раз упрямо выкарабкивается.
Кажется, Ария была слишком неосторожна: Занзас замечает ее взгляд, оборачивается – и салютует бокалом шампанского. Она сдержанно улыбается; рукой, затянутой в белую кружевную перчатку, берет протянутый сок – и подносит его к губам.
А потом отворачивается.
Сок вишневый, красный, как кровь, как смешные перья в волосах Занзаса.
Люди на большом приеме вроде этого похожи на капли воды в реке – столько раз перемешаются, и все такие одинаковые.
И люди, и взгляды.
Ария знает, как смотрят на нее те, кому что-то от нее нужно; те, кто опасается ее; те, кто хочет ее обмануть. И те, кто просто ее хочет. Последних меньше всего: почти всякий, кто смотрит с мужским горячим интересом, на самом деле относится к любой из первых трех категорий.
Даже Гамма, - думает Ария, катая на языке горько-сладкий вишневый вкус, чувствуя спиной чужой взгляд, - даже он. Гамме нужно больше, чем прочим. И прежде всего, сама Ария. Гамма хочет, чтобы Ария принадлежала ему - но Ария владеет слишком многим, чтобы уважать подобные желания.
Ария ведет плечом, наклоняет голову, позволяя волосам скользить по обнаженной спине над вырезом вечернего платья. Взгляд остается на месте.
Ария улыбается старику Лючиано, соглашается при случае пообедать у Галло, смеется над глупой шуткой младшего члена какой-то мелкой семьи - и думает о том, что так же чувствовала себя в прошлом году в Венеции, когда кормила голубей на площади, а потом Гамма аккуратно уронил ее на брусчатку и красная точка прицела в последнее мгновение соскользнула со щеки. Тогда на нее тоже кто-то долго смотрел.
Но не так.
Ария оборачивается, как только безымянный собеседник заканчивает шутить.
Занзас не отводит взгляд.
За это Ария ему улыбается.
На мгновение улыбка кажется чужой, неудобной, как слишком узкие туфли - потому что Занзас движением руки заставляет замолчать и растеряться юного Каваллоне, которого слушал и без того невнимательно, и направляется к ней - так неторопливо, как ходят тридцатилетние мужчины, а не шестнадцатилетние подростки. Даже если они боссы мафии.
Но вблизи он еще более юный и смешно хмурится – и Ария улыбается свободнее, чувствует, как в груди лопаются щекотные мыльные пузыри.
Занзас не кланяется – обозначает поклон кивком, не отрывая взгляда от ее губ.
- Синьора, - говорит он, протягивая руку. – Ария…
- Я не танцую, - приподнимает бровь Ария, и Занзас останавливается, непонимающий, с протянутой рукой и щеками, наливающимися румянцем смущения.
Гамма фыркает – и, кажется, вздыхает с облегчением, а Ария смеется – громко, заливисто, откинув голову назад. Какой же смешной этот мальчик, как приятно его смущать, как хорошо, что он здесь.
- Я не… - Занзас упрямо сжимает губы, сжимает кулаки – и остается на месте.
За это Ария поправляет его галстук и продолжает:
- Здесь жарко. Проводите меня на балкон, синьор… Занзас.
Он берет ее под руку и сразу будто становится еще выше. Свободной рукой Ария протягивает Гамме бокал. Гамма сжимает ее запястье – до боли, со злостью. Он знает ее так же хорошо, как и она его. Может быть, даже чуть лучше.
- Нет, Гамма, - произносит Ария «тем» голосом – и чувствует, как дрожь проходит по телу Занзаса.
Они проходят сквозь толпу, как раскаленный нож, плавящий брусок масла; теперь, заполучив Арию, Занзас ведет ее как сокровище, как приз, как добычу.
Она находит это милым.
- Шампанское? – шепчет Занзас, склоняясь к ее уху – так, будто имеет право на этот слишком интимный жест.
- Сок, - уворачиваясь, бросает Ария. – На ваш выбор, синьор Занзас, но если мне не понравится, я вылью его вам на голову.
Тогда он останавливается – перед открытыми дверями, ведущими на темный балкон - и растерянно, почти обиженно спрашивает:
- Я что, что-то делаю не так?
- Когда вы сделаете что-то не так, - Ария выдерживает паузу, разглядывает резкие четкие скулы, темные густые ресницы, юную, свежую линию рта, - я скажу вам об этом. Сок.
На балконе не так темно, как могло бы быть: парк внизу тонет в пятнах пестрого света, разноцветные фонарики сливаются в радугу. Ария прижимает ладони в тонких перчатках к прохладному мрамору, смотрит во тьму за радугой. Стекло звякает о мрамор почти неожиданно.
- Вишневый, - говорит Занзас с тенью раздражения. Ария прячет улыбку - слишком медленно, так, чтобы мальчик успел ее заметить.
- Благодарю, - она передвигает бокал, ставит перед собой. Занзас опирается спиной о широкие перила, скрещивает руки на груди и смотрит на нее сбоку. Ария поворачивает к нему голову и принимает светский вид.
- Вам очень идут эти перья, - серьезно говорит она. - И хвост. Он, знаете, оттеняет... Эээ.. Оттеняет.
Арии нравится смотреть, как краснеют мальчики, не достигшие совершеннолетия. Все по-разному.
Когда-то она спросила юного Каваллоне, собирается ли он оправдывать семейное прозвище или будет носить его незаслуженно - и наслаждалась видом легкого, нежного и все же яркого румянца на золотистых щеках.
Занзаса бросает в тяжелую темную краску, в нем вскипает злая ярость, смешанная с искренней подростковой обидой. Все-таки мальчишка, думает Ария, такой мальчишка. И кладет руку на его плечо.
- А мне идет мое платье, - ласково говорит она, - и моя охрана, например. Ну же, Занзас, не тушуйтесь.
- Я хотел поговорить о делах, - холодно отвечает Занзас. Плечо под ее пальцами будто окаменело.
Ария внутренне хмурится, но не позволяет сожалению скользнуть по лицу.
Ее время почти вышло, и о делах она уже не говорит. Обеды; приемы; ужины тет-а-тет; все, что ей осталось. Но если мальчик хочет играть в дела вместо флирта - значит, по крайней мере, он взрослее, чем ей казалось.
- Я вас слушаю, Занзас, – улыбается Ария. Занзас смотрит ей в глаза одно мгновение, два, три - и когда его взгляд вспыхивает отчаянием, Ария понимает, что ошиблась еще раз.
- Я люблю вас, - говорит он, и в его голосе совсем нет надежды.
Он все-таки смог меня удивить, думает Ария.
Но так даже хуже, намного хуже, и здесь они остановятся.
- Это и есть ваши дела, Вонгола? – спрашивает Ария, отставляя сок.
Занзас болезненно морщится и сам не замечает, как комкает пиджак. В этот момент в нем что-то необратимо ломается. Что-то, что он хотел отдать Арии – целиком, без остатка, без учета союзов и выгод.
Но Ария думает об Альпах.
Ария смотрит на Занзаса, пытаясь запечатлеть его в своем сердце.
Вот он удивится, когда ее переживет обгоревший старик.
О странностях астрономии и близости конца света
Автор: daana
Жанр: драма
Персонажи: Верде, Мукуро
Рейтинг: G
340 словПод ногами хрустнуло стекло, зашуршал мусор. Верде чертыхнулся и пошел осторожнее. Если жилой этаж Кокуе-центра и привели немного в порядок, то на верхнем по-прежнему было грязно и запущенно. Лестница, ведущая на крышу, поскрипывала с сомнением и легкой угрозой, на ладонях осела ржавчина. Верде выбрался из люка, отряхнул халат и пошел к расколотому куполу.
- Доброй ночи, - Мукуро вяло махнул рукой, когда он подошел. - Садитесь, доктор, если не боитесь испачкаться.
Верде поддернул брюки и присел рядом, прислонился спиной к обломкам купола.
- Вы пришли посмотреть на комету? - сказал Мукуро, глядя в ночное небо. - А она все ближе. У вас есть космический корабль, доктор?
Верде пожал плечами, но Мукуро не стал ждать ответа.
- Наверняка у Ирие есть, - продолжил он. - Или хотя бы чертежи. Представляете, доктор - всеобщая паника, дележка мест на корабле, женщины и дети вперед... Отправлю М.М. с Франом, она, кажется, нашла к нему подход.
- Ты насмотрелся фильмов-катастроф, - буркнул Верде, разглядывая пылающую в небе алую звезду с искренней неприязнью.
- Ни одного не видел, - отмахнулся Мукуро, - да и не устроил ни одной. Думал, еще будет время.
- Время еще есть, - Верде полез в карман, достал складную подзорную трубу, всмотрелся в небесную гостью. - Около недели.
- На небольшой конец света должно хватить, - в негромком голосе проскользнула улыбка. - Но мне опять некогда. А что говорят аркобалено, доктор? Неужели Савада Цунаёси в кои-то веки не сможет спасти друзей, семью и мирное население?
- От этого - нет.
Верде ударом ладони сложил трубу.
- Дайте взглянуть, - Мукуро ловко вытащил прибор у него из рук, уставился в небо. - Очень красиво, правда?
- Правда, - согласился Верде, глядя на скользящие по бледной щеке темные волосы, на прищуренный глаз, на пальцы, обхватившие трубу крепко, как древко трезубца.
- Жаль, - медленно сказал Мукуро, опуская трубу, - что этого совсем никто не видит.
Верде поймал себя на нелепом и необъяснимом желании обнять мальчишку за плечи и притянуть к себе. Глупости какие, подумал он, сплел пальцы и еще раз посмотрел в небо - темное, плотно затянутое совместными иллюзиями нескольких сильнейших иллюзионистов мира. Надежно спрятанная от человеческих глаз, к земле приближалась комета.
Нет другой судьбы
Автор: Коробка со специями
Жанр: стеб
Персонажи: Вонгола
Рейтинг: G
650 словОднажды ночью Цуна проснулся от стука кирпичом в окно. Раньше бы Цуна залез под кровать от страха – или просто бы не проснулся – но благодаря тренировкам Реборна он стал храбрым и чутким.
К тому же ему тупо хотелось в туалет.
Потом Цуне захотелось съесть чего-нибудь вкусненького – короче говоря, он сам не заметил, как оказался на кухне. Но стоило ему только подкрасться к холодильнику, как вспыхнул ослепительный свет.
Вот так ночью встанешь поесть, скорбно думал Цуна, обводя мутным взглядом знакомые лица друзей, а у тебя дома целая орава и все чего-то хотят.
Больше всех, как обычно, хотел Гокудера.
– Десятый! – взвыл он. – А с тобой тоже кольцо говорило?!
– Кольцо? – вздрогнул Цуна. – И что оно тебе сказало? Надень меня, Фродо?
– Нет, – ответил Гокудера. – Оно сказало, что все мы – клоны Первого Поколения, которые должны повторить судьбу оригиналов, еще оно сказало «что ценнее, оригинал или подделка?!» и мерзко расхохоталось.
– А еще про многовековое проклятье, гремящие кости Судьбы и Экстремальное Предначертание, – добавил Рехей. – И про римско-католическую церковь. Но может быть, во всем виноват тот молочный коктейль. Не стоило лить в него спирт.
Цуна пригляделся к своим друзьям и глупо моргнул.
В целом, они выглядели немного не так. Чуть-чуть. В каких-то деталях.
– Гокудера-кун, – осторожно сказал Цуна. – У тебя что-то к щеке прилипло.
– Это точно… – загрустил Гокудера. – Уж прилипло так прилипло.
Один Ямамото, как обычно, сохранял бодрость и оптимизм. Он достал из-за спины длинную толстую дудку, взвесил ее в руке, размахнулся, будто отбивал ею мяч – и сообщил, улыбаясь как накуренный:
– А я сразу кольцу сказал – шапку эту носить не буду! Посмотрим, сколько выдержит дудка.
Цуна мрачно подумал, какой Ямамото хитрец, что отнюдь не отменяло того факта, что все трое гонят.
И тут с Цуной заговорило кольцо.
– Ничтожная подделка! – ругалось кольцо. – Размазня! Да ты даже не клон, ты какой-то мини-мы!
– Мамочки, – сказал Цуна, спрятал кольцо в карман и загрустил.
Нет, соседский пекинес был намного страшнее. А Реборн – намного зануднее. В целом, все было не так уж и плохо, если бы не одно но. Цуну мучала совесть. Если бы проводили конкурс на самого жалкого слизняка, и то он бы занял там второе место.
– Что мне делать? – спросил Цуна у кольца, опасливо натянув его на палец.
– Объединить всю организованную преступность волей Вонголы, – отрезало кольцо. А потом очень добрым голосом добавило: – Можешь начать с Намимори.
В это самое время в окно, цепляясь полами плаща за кактусы мамы Наны, влез Хибари.
Остальные Хранители посмотрели на него и почему-то булькнули – но тут же сделали самые серьезные лица.
– Что? – подозрительно спросил Хибари.
– А можно я не буду начинать с Намимори, – промямлил Цуна.
– Нельзя, – отрезал Хибари и сел за стол. – Кстати, со мной вчера говорило кольцо.
– И что оно сказало? – послышался таинственный голос из пустоты.
– Что я начальник ЦЕДЕФ и большой полицейский чин.
– А как же папа? – хлопнул глазами Цуна, а потом коварно усмехнулся: – А так ему и надо!
– Но это же ужасно! – воскликнул Гокудера. – Эта хрень на моем лице!
– И религиозная символика! – поддержал его Рехей.
– И шапка, – удивленно сказал Ямамото, глядя на обломки дудки.
– А меня все устраивает, – зевнул Хибари, покручивая наручники на пальце. – Найду вот только это мерзкое травоядное, которое облило меня перекисью водорода, пока я спал…
Он обернулся и злобно сказал:
– Я про тебя, Рокудо Мукуро!
Цуна вздрогнул. Он понял, что его тревожило все это время – отсутствие второго ужасного элемента Вонголы.
Сначала в воздухе появилась улыбка иллюзиониста. Потом голова иллюзиониста. А потом сам иллюзионист.
– Хибари Ке… гхм, о чем это я. Савада Цунаеси! Поверь, это не самое ужасное, что может с тобой случиться!
– Верю, – загрустил Цуна.
– Бери пример с меня, – похвастался Мукуро. – Вот лично я не собираюсь предавать Вонголу! Потому что свою судьбу выбираем мы сами. Так-то, детишки. Ладно, всем доброй ночи, пойду по делам.
И с этими словами он начал таять в воздухе.
– К Занзасу, небось, – мрачно сказал Хибари. – Не собираюсь предавать Вонголу, как же.
– Ох, что же делать… – пробормотал Цуна.
Неожиданно его взгляд упал на зеркало, а там отражалось… там отражалось…
– А знаете, – медленно сказал Цуна, разглядывая обновленного, крутого, величественного себя. – А жизнь-то удалась!
Дурацкая ситуация
Автор: daana
Жанр: стеб
Пейринг: 8059
Рейтинг: PG
400 слов- На пару слов, - сказал Ямамото, и Гокудера сразу понял, что дело нечисто. Положим, интуиции Десятого у него не было, но как тут не понять, когда бейсбольный придурок топчется с ноги на ногу и отводит глаза в сторону.
- Ну? - Гокудера отошел вместе с Ямамото и вспрыгнул на подоконник школьного окна. Вынул сигарету, вспомнил, что он в школе, чертыхнулся и убрал ее обратно.
- Дурацкая ситуация, - сказал Ямамото и почесал в затылке.
- Лысину прочешешь, - припугнул его Гокудера. - Ну?
- Вот, - Ямамото разжал кулак и сунул Гокудере какую-то бумажку. - Типа того.
- Это что? - Гокудера поглядел на бумажку, нашарил в кармане очки, надел их и поглядел на бумажку еще раз. Никаких таинственных надписей, ничего такого. - Что за хрень?
Ямамото опять отвел взгляд.
- Две полоски видишь? - он неловко ткнул пальцем. - Я с утра, в общем, отлить ходил и это...
- Блядь! - сказал Гокудера и бросил бумажку на пол. - Что ты мне ссанье свое под нос суешь?!
И тут осознание происшедшего настигло его и едва не уронило с подоконника.
Ямамото вздыхал и смущенно рассматривал свои кроссовки.
- Не может быть, - сказал Гокудера слабым голосом. Подумал и добавил: - Но ведь не может же.
- Инопланетяне? - предположил Ямамото и успокаивающе улыбнулся.
- Ты трахался с инопланетянами? - заволновался Гокудера. - А я?.. А мне?.. А мне почему не сказал?!
- Нет, - помотал головой Ямамото. - Я нет. Я только с тобой. Но они могли, знаешь. Я уже подумал тут. Облучить нас. Из какого-нибудь луча.
- Каким-нибудь лучом, - машинально поправил Гокудера. Ямамото согласно кивнул.
- Какие нахрен инопланетяне?! - вдруг взорвался Гокудера. - Что ты несешь, придурок?!
- Тогда я не знаю, - пожал плечами Ямамото. - Может, это Мукуро?
- Ты сказал, что трахался только со мной, - подозрительно сощурился Гокудера.
- Ну да, - смутился Ямамото. - Но он же может... Вот органы Хром... Может, он и это...
- А может, это Бьякуран? - передразнил его Гокудера. - Лечил тебя и долечился! Иди в жопу, Ямамото Такеши, что ты несешь!
- Ну тогда я не знаю, - вздохнул Ямамото. - Как-то само получилось. А делать-то что будем?
Гокудера не удержался и тоже почесал в затылке. Перед его внутренним взором пробежали картины мирной счастливой жизни: он представил, как учит маленького мальчика с его глазами и улыбкой бейсбольного придурка взрывать свои первые динамитные шашки, как орет на Ямамото, сующего младенцу свой чертов мячик и биту, как они прогуливаются все вместе, с семьей Десятого и ребеночком Мукуро и Хром, если, конечно, у двух иллюзионистов не родится чудовище со щупальцами и десятком красных и синих глаз, а то от них всего можно ожидать...
- Жениться, - сурово сказал Гокудера. - У ребенка должна быть семья. Кстати, Такеши, ты ничего не хочешь? Тебя не тошнит? Хочешь поесть мела? Беременные любят мел. Я могу принести!
Ямамото растерянно улыбнулся.
В ближайшее время ему предстояло испытать на себе всю мощь искренней заботы Динамитной Бомбы Хаято. Но об этом он даже не задумывался, когда раскрашивал полоску теста. Он думал, это просто будет смешно. Ха-ха.
Автор: Коробка со специями и daana
Жанр: трэш, сквик, романс
Пейринг: 6918
Рейтинг: ну R
Заявка с миникинка: LOL-9. Вендиче/Мукуро. Вендиче очень скучают в своих подземельях, и потому, когда среди заключенных находится кто-то красивый, они употребляют это с пользой. Коллективно дрочить, собравшись вокруг банки Мукуро, обсуждать его внешность. Реакция Мукуро на усмотрение автора.
530 словМогу сказать совершенно точно, что меня, Рокудо Мукуро, Великого Иллюзиониста, познавшего Шесть Путей Ада, Сильнейшего… убери руки, щекотно же!
Меня все это не впечатлило, говорю. Хотя кто-то другой, находись он тогда на моем месте, определенно испортил бы себе среду, как бы это потактичнее, обитания. Когда я открыл глаза - ну хорошо, глаз - увидел, что моя банка стоит в центре зала, на нее направлены разноцветные лучи, которые то и дело двигаются. Тринисетте, ты сказал? О чем ты! Светомузыка! Потом уже я заметил зеркальный шар и стриптизерш на шесте. Однако, мои кошмарные тюремщики не обращали никакого внимания на полуистлевшие прелести прекрасных дам – все они столпились вокруг меня.
Это был первый раз, когда меня обрадовала толщина стекла моей проклятой банки.
Что?.. Нет, прости, если я тебя разочарую, но одежда на мне была. К счастью. Когда на тебя так пялятся и при этом так выглядят, а ты даже не можешь создать никакой иллюзии, приятнее чувствовать себя одетым. Нет, ты - другое дело, можешь пялиться. Я продолжу?.. Признаться, я сперва просто не понял, что им нужно. Ожидал чего-нибудь, для чего требуется специальное оборудование и... К чёрту. Нет, ты не хочешь этого знать. В общем, чего я не ожидал, так это того, что этим тварям тоже не чуждо ничто, хм. Биологическое? Я даже не думал, что у них есть для этого все необходимое. Да, я вообще мало о них думал. Что значит "а о ком?" Как будто мне не о ком. Ох, перестань или не услышишь, что было дальше.
Итак, на мне была одежда, а если точнее, то смирительная рубашка. А на них – блестящие топики и скинни. Можешь себе представить несвежего зомби в блестящем топике? Нюхающего кокс из хрустальной вазы, которую носит… не важно, что. Скажу одно: твоя и без того шаткая психика не подготовлена к такому знанию. И ты представляешь, они на меня дрочили! Гады! Встали в круг, как какие-нибудь детки в хоровод, и дрочили!
Нет. К этому твоя психика подготовлена. Или не подготовлена. Когда мне хочется сочувствия, мне плевать на чужую психику. Эти Вендиче! Они отдавались онанизму так самозабвенно, что не замечали, как отрывают от себя куски гнилой плоти. Когда я увидел, как зелено-бурая головка члена шмякается на пол, растекаясь в лужу бледного гноя, то обрадовался, что меня кормят внутривенно. Что, ангел мой, жалеешь о выпитом мартини? А ведь я еще не закончил.
Тогда я не сразу заметил, что среди них есть существа приблизительно женского пола. Или, может быть, они стали такими, оторвав себе всё в экстазе. Но потом одна такая встала прямо передо мной и засунула в себя руку по локоть. Ты спрашиваешь, как это возможно? Да в общем, ничего сложного, если это чужая рука. Нет, проверять будешь на ком-нибудь другом. Лучше не на живом. Да хоть на них самих, в конце концов, раз уж они явились сюда. Ну и что, что у тебя уже нет часов. У них тоже нет. И разве тебе не кажется, что это личное дело?.. Между прочим, я даже опасаюсь предполагать, с какой целью они явились. Неужели соскучились? Я бы не удивился, у них там в Вендикаре вообще полно извращенцев. Послушай, что значит "теперь на одного меньше"? Знаешь, тогда убери-ка руки, и... и это тоже убери. Вот так, держи всё при себе, и теперь моя очередь. Правда или вызов?
Вишневый сок
Автор: Коробка со специями и daana
Жанр: драма
Пейринг: Занзас/Ария
Рейтинг: PG
Заявка с хота: Занзас | Ария.Занзас- юный босс Вонголы. Встреча на приёме, подростковая влюблённость со стороны Занзаса без надежды на взаимность. А+
1160 словЗанзасу шестнадцать, и он Десятый Вонгола.
Мутная история; то ли переворот, то ли несчастный случай, и вот – старый Тимотео, бывший Девятый, отец Занзаса, медленно умирает в самой дорогой, самой закрытой альпийской клинике.
Говорят, небо там – чистое и звонкое, и такое огромное, что кажется, вот-вот вывалится из оправы горизонта.
Ария допивает сок и протягивает бокал Гамме.
Ария мечтает об Альпах.
Ария смотрит на Занзаса, на его гладкое, красивое лицо, все еще сохранившее детскую наивную мягкость, и думает о союзах и выгодах. Этот год был богат на детей-боссов, и пока еще мало кто воспринимает всерьез молодого Вонголу, молодого Каваллоне, молодого Манчини.
По слухам, Девятый Вонгола до сих пор напоминает обгоревшую головешку. Он потерял больше семидесяти процентов кожного покрова, медицина бессильна – теперь его жизнь поддерживают регенерирующие артефакты. Занзас ездит в эту клинику каждый месяц.
О чем он говорит со своим предшественником, со своим отцом, с человеком, которого он убил?
Может быть, они просто молчат?
Шпионы Арии доносят, что они обсуждают союзы и выгоды, и Тимотео даже улыбается тем, что у него осталось от губ, а потом, когда Занзас уезжает, старику становится хуже, но он каждый раз упрямо выкарабкивается.
Кажется, Ария была слишком неосторожна: Занзас замечает ее взгляд, оборачивается – и салютует бокалом шампанского. Она сдержанно улыбается; рукой, затянутой в белую кружевную перчатку, берет протянутый сок – и подносит его к губам.
А потом отворачивается.
Сок вишневый, красный, как кровь, как смешные перья в волосах Занзаса.
Люди на большом приеме вроде этого похожи на капли воды в реке – столько раз перемешаются, и все такие одинаковые.
И люди, и взгляды.
Ария знает, как смотрят на нее те, кому что-то от нее нужно; те, кто опасается ее; те, кто хочет ее обмануть. И те, кто просто ее хочет. Последних меньше всего: почти всякий, кто смотрит с мужским горячим интересом, на самом деле относится к любой из первых трех категорий.
Даже Гамма, - думает Ария, катая на языке горько-сладкий вишневый вкус, чувствуя спиной чужой взгляд, - даже он. Гамме нужно больше, чем прочим. И прежде всего, сама Ария. Гамма хочет, чтобы Ария принадлежала ему - но Ария владеет слишком многим, чтобы уважать подобные желания.
Ария ведет плечом, наклоняет голову, позволяя волосам скользить по обнаженной спине над вырезом вечернего платья. Взгляд остается на месте.
Ария улыбается старику Лючиано, соглашается при случае пообедать у Галло, смеется над глупой шуткой младшего члена какой-то мелкой семьи - и думает о том, что так же чувствовала себя в прошлом году в Венеции, когда кормила голубей на площади, а потом Гамма аккуратно уронил ее на брусчатку и красная точка прицела в последнее мгновение соскользнула со щеки. Тогда на нее тоже кто-то долго смотрел.
Но не так.
Ария оборачивается, как только безымянный собеседник заканчивает шутить.
Занзас не отводит взгляд.
За это Ария ему улыбается.
На мгновение улыбка кажется чужой, неудобной, как слишком узкие туфли - потому что Занзас движением руки заставляет замолчать и растеряться юного Каваллоне, которого слушал и без того невнимательно, и направляется к ней - так неторопливо, как ходят тридцатилетние мужчины, а не шестнадцатилетние подростки. Даже если они боссы мафии.
Но вблизи он еще более юный и смешно хмурится – и Ария улыбается свободнее, чувствует, как в груди лопаются щекотные мыльные пузыри.
Занзас не кланяется – обозначает поклон кивком, не отрывая взгляда от ее губ.
- Синьора, - говорит он, протягивая руку. – Ария…
- Я не танцую, - приподнимает бровь Ария, и Занзас останавливается, непонимающий, с протянутой рукой и щеками, наливающимися румянцем смущения.
Гамма фыркает – и, кажется, вздыхает с облегчением, а Ария смеется – громко, заливисто, откинув голову назад. Какой же смешной этот мальчик, как приятно его смущать, как хорошо, что он здесь.
- Я не… - Занзас упрямо сжимает губы, сжимает кулаки – и остается на месте.
За это Ария поправляет его галстук и продолжает:
- Здесь жарко. Проводите меня на балкон, синьор… Занзас.
Он берет ее под руку и сразу будто становится еще выше. Свободной рукой Ария протягивает Гамме бокал. Гамма сжимает ее запястье – до боли, со злостью. Он знает ее так же хорошо, как и она его. Может быть, даже чуть лучше.
- Нет, Гамма, - произносит Ария «тем» голосом – и чувствует, как дрожь проходит по телу Занзаса.
Они проходят сквозь толпу, как раскаленный нож, плавящий брусок масла; теперь, заполучив Арию, Занзас ведет ее как сокровище, как приз, как добычу.
Она находит это милым.
- Шампанское? – шепчет Занзас, склоняясь к ее уху – так, будто имеет право на этот слишком интимный жест.
- Сок, - уворачиваясь, бросает Ария. – На ваш выбор, синьор Занзас, но если мне не понравится, я вылью его вам на голову.
Тогда он останавливается – перед открытыми дверями, ведущими на темный балкон - и растерянно, почти обиженно спрашивает:
- Я что, что-то делаю не так?
- Когда вы сделаете что-то не так, - Ария выдерживает паузу, разглядывает резкие четкие скулы, темные густые ресницы, юную, свежую линию рта, - я скажу вам об этом. Сок.
На балконе не так темно, как могло бы быть: парк внизу тонет в пятнах пестрого света, разноцветные фонарики сливаются в радугу. Ария прижимает ладони в тонких перчатках к прохладному мрамору, смотрит во тьму за радугой. Стекло звякает о мрамор почти неожиданно.
- Вишневый, - говорит Занзас с тенью раздражения. Ария прячет улыбку - слишком медленно, так, чтобы мальчик успел ее заметить.
- Благодарю, - она передвигает бокал, ставит перед собой. Занзас опирается спиной о широкие перила, скрещивает руки на груди и смотрит на нее сбоку. Ария поворачивает к нему голову и принимает светский вид.
- Вам очень идут эти перья, - серьезно говорит она. - И хвост. Он, знаете, оттеняет... Эээ.. Оттеняет.
Арии нравится смотреть, как краснеют мальчики, не достигшие совершеннолетия. Все по-разному.
Когда-то она спросила юного Каваллоне, собирается ли он оправдывать семейное прозвище или будет носить его незаслуженно - и наслаждалась видом легкого, нежного и все же яркого румянца на золотистых щеках.
Занзаса бросает в тяжелую темную краску, в нем вскипает злая ярость, смешанная с искренней подростковой обидой. Все-таки мальчишка, думает Ария, такой мальчишка. И кладет руку на его плечо.
- А мне идет мое платье, - ласково говорит она, - и моя охрана, например. Ну же, Занзас, не тушуйтесь.
- Я хотел поговорить о делах, - холодно отвечает Занзас. Плечо под ее пальцами будто окаменело.
Ария внутренне хмурится, но не позволяет сожалению скользнуть по лицу.
Ее время почти вышло, и о делах она уже не говорит. Обеды; приемы; ужины тет-а-тет; все, что ей осталось. Но если мальчик хочет играть в дела вместо флирта - значит, по крайней мере, он взрослее, чем ей казалось.
- Я вас слушаю, Занзас, – улыбается Ария. Занзас смотрит ей в глаза одно мгновение, два, три - и когда его взгляд вспыхивает отчаянием, Ария понимает, что ошиблась еще раз.
- Я люблю вас, - говорит он, и в его голосе совсем нет надежды.
Он все-таки смог меня удивить, думает Ария.
Но так даже хуже, намного хуже, и здесь они остановятся.
- Это и есть ваши дела, Вонгола? – спрашивает Ария, отставляя сок.
Занзас болезненно морщится и сам не замечает, как комкает пиджак. В этот момент в нем что-то необратимо ломается. Что-то, что он хотел отдать Арии – целиком, без остатка, без учета союзов и выгод.
Но Ария думает об Альпах.
Ария смотрит на Занзаса, пытаясь запечатлеть его в своем сердце.
Вот он удивится, когда ее переживет обгоревший старик.
О странностях астрономии и близости конца света
Автор: daana
Жанр: драма
Персонажи: Верде, Мукуро
Рейтинг: G
340 словПод ногами хрустнуло стекло, зашуршал мусор. Верде чертыхнулся и пошел осторожнее. Если жилой этаж Кокуе-центра и привели немного в порядок, то на верхнем по-прежнему было грязно и запущенно. Лестница, ведущая на крышу, поскрипывала с сомнением и легкой угрозой, на ладонях осела ржавчина. Верде выбрался из люка, отряхнул халат и пошел к расколотому куполу.
- Доброй ночи, - Мукуро вяло махнул рукой, когда он подошел. - Садитесь, доктор, если не боитесь испачкаться.
Верде поддернул брюки и присел рядом, прислонился спиной к обломкам купола.
- Вы пришли посмотреть на комету? - сказал Мукуро, глядя в ночное небо. - А она все ближе. У вас есть космический корабль, доктор?
Верде пожал плечами, но Мукуро не стал ждать ответа.
- Наверняка у Ирие есть, - продолжил он. - Или хотя бы чертежи. Представляете, доктор - всеобщая паника, дележка мест на корабле, женщины и дети вперед... Отправлю М.М. с Франом, она, кажется, нашла к нему подход.
- Ты насмотрелся фильмов-катастроф, - буркнул Верде, разглядывая пылающую в небе алую звезду с искренней неприязнью.
- Ни одного не видел, - отмахнулся Мукуро, - да и не устроил ни одной. Думал, еще будет время.
- Время еще есть, - Верде полез в карман, достал складную подзорную трубу, всмотрелся в небесную гостью. - Около недели.
- На небольшой конец света должно хватить, - в негромком голосе проскользнула улыбка. - Но мне опять некогда. А что говорят аркобалено, доктор? Неужели Савада Цунаёси в кои-то веки не сможет спасти друзей, семью и мирное население?
- От этого - нет.
Верде ударом ладони сложил трубу.
- Дайте взглянуть, - Мукуро ловко вытащил прибор у него из рук, уставился в небо. - Очень красиво, правда?
- Правда, - согласился Верде, глядя на скользящие по бледной щеке темные волосы, на прищуренный глаз, на пальцы, обхватившие трубу крепко, как древко трезубца.
- Жаль, - медленно сказал Мукуро, опуская трубу, - что этого совсем никто не видит.
Верде поймал себя на нелепом и необъяснимом желании обнять мальчишку за плечи и притянуть к себе. Глупости какие, подумал он, сплел пальцы и еще раз посмотрел в небо - темное, плотно затянутое совместными иллюзиями нескольких сильнейших иллюзионистов мира. Надежно спрятанная от человеческих глаз, к земле приближалась комета.
Нет другой судьбы
Автор: Коробка со специями
Жанр: стеб
Персонажи: Вонгола
Рейтинг: G
650 словОднажды ночью Цуна проснулся от стука кирпичом в окно. Раньше бы Цуна залез под кровать от страха – или просто бы не проснулся – но благодаря тренировкам Реборна он стал храбрым и чутким.
К тому же ему тупо хотелось в туалет.
Потом Цуне захотелось съесть чего-нибудь вкусненького – короче говоря, он сам не заметил, как оказался на кухне. Но стоило ему только подкрасться к холодильнику, как вспыхнул ослепительный свет.
Вот так ночью встанешь поесть, скорбно думал Цуна, обводя мутным взглядом знакомые лица друзей, а у тебя дома целая орава и все чего-то хотят.
Больше всех, как обычно, хотел Гокудера.
– Десятый! – взвыл он. – А с тобой тоже кольцо говорило?!
– Кольцо? – вздрогнул Цуна. – И что оно тебе сказало? Надень меня, Фродо?
– Нет, – ответил Гокудера. – Оно сказало, что все мы – клоны Первого Поколения, которые должны повторить судьбу оригиналов, еще оно сказало «что ценнее, оригинал или подделка?!» и мерзко расхохоталось.
– А еще про многовековое проклятье, гремящие кости Судьбы и Экстремальное Предначертание, – добавил Рехей. – И про римско-католическую церковь. Но может быть, во всем виноват тот молочный коктейль. Не стоило лить в него спирт.
Цуна пригляделся к своим друзьям и глупо моргнул.
В целом, они выглядели немного не так. Чуть-чуть. В каких-то деталях.
– Гокудера-кун, – осторожно сказал Цуна. – У тебя что-то к щеке прилипло.
– Это точно… – загрустил Гокудера. – Уж прилипло так прилипло.
Один Ямамото, как обычно, сохранял бодрость и оптимизм. Он достал из-за спины длинную толстую дудку, взвесил ее в руке, размахнулся, будто отбивал ею мяч – и сообщил, улыбаясь как накуренный:
– А я сразу кольцу сказал – шапку эту носить не буду! Посмотрим, сколько выдержит дудка.
Цуна мрачно подумал, какой Ямамото хитрец, что отнюдь не отменяло того факта, что все трое гонят.
И тут с Цуной заговорило кольцо.
– Ничтожная подделка! – ругалось кольцо. – Размазня! Да ты даже не клон, ты какой-то мини-мы!
– Мамочки, – сказал Цуна, спрятал кольцо в карман и загрустил.
Нет, соседский пекинес был намного страшнее. А Реборн – намного зануднее. В целом, все было не так уж и плохо, если бы не одно но. Цуну мучала совесть. Если бы проводили конкурс на самого жалкого слизняка, и то он бы занял там второе место.
– Что мне делать? – спросил Цуна у кольца, опасливо натянув его на палец.
– Объединить всю организованную преступность волей Вонголы, – отрезало кольцо. А потом очень добрым голосом добавило: – Можешь начать с Намимори.
В это самое время в окно, цепляясь полами плаща за кактусы мамы Наны, влез Хибари.
Остальные Хранители посмотрели на него и почему-то булькнули – но тут же сделали самые серьезные лица.
– Что? – подозрительно спросил Хибари.
– А можно я не буду начинать с Намимори, – промямлил Цуна.
– Нельзя, – отрезал Хибари и сел за стол. – Кстати, со мной вчера говорило кольцо.
– И что оно сказало? – послышался таинственный голос из пустоты.
– Что я начальник ЦЕДЕФ и большой полицейский чин.
– А как же папа? – хлопнул глазами Цуна, а потом коварно усмехнулся: – А так ему и надо!
– Но это же ужасно! – воскликнул Гокудера. – Эта хрень на моем лице!
– И религиозная символика! – поддержал его Рехей.
– И шапка, – удивленно сказал Ямамото, глядя на обломки дудки.
– А меня все устраивает, – зевнул Хибари, покручивая наручники на пальце. – Найду вот только это мерзкое травоядное, которое облило меня перекисью водорода, пока я спал…
Он обернулся и злобно сказал:
– Я про тебя, Рокудо Мукуро!
Цуна вздрогнул. Он понял, что его тревожило все это время – отсутствие второго ужасного элемента Вонголы.
Сначала в воздухе появилась улыбка иллюзиониста. Потом голова иллюзиониста. А потом сам иллюзионист.
– Хибари Ке… гхм, о чем это я. Савада Цунаеси! Поверь, это не самое ужасное, что может с тобой случиться!
– Верю, – загрустил Цуна.
– Бери пример с меня, – похвастался Мукуро. – Вот лично я не собираюсь предавать Вонголу! Потому что свою судьбу выбираем мы сами. Так-то, детишки. Ладно, всем доброй ночи, пойду по делам.
И с этими словами он начал таять в воздухе.
– К Занзасу, небось, – мрачно сказал Хибари. – Не собираюсь предавать Вонголу, как же.
– Ох, что же делать… – пробормотал Цуна.
Неожиданно его взгляд упал на зеркало, а там отражалось… там отражалось…
– А знаете, – медленно сказал Цуна, разглядывая обновленного, крутого, величественного себя. – А жизнь-то удалась!
Дурацкая ситуация
Автор: daana
Жанр: стеб
Пейринг: 8059
Рейтинг: PG
400 слов- На пару слов, - сказал Ямамото, и Гокудера сразу понял, что дело нечисто. Положим, интуиции Десятого у него не было, но как тут не понять, когда бейсбольный придурок топчется с ноги на ногу и отводит глаза в сторону.
- Ну? - Гокудера отошел вместе с Ямамото и вспрыгнул на подоконник школьного окна. Вынул сигарету, вспомнил, что он в школе, чертыхнулся и убрал ее обратно.
- Дурацкая ситуация, - сказал Ямамото и почесал в затылке.
- Лысину прочешешь, - припугнул его Гокудера. - Ну?
- Вот, - Ямамото разжал кулак и сунул Гокудере какую-то бумажку. - Типа того.
- Это что? - Гокудера поглядел на бумажку, нашарил в кармане очки, надел их и поглядел на бумажку еще раз. Никаких таинственных надписей, ничего такого. - Что за хрень?
Ямамото опять отвел взгляд.
- Две полоски видишь? - он неловко ткнул пальцем. - Я с утра, в общем, отлить ходил и это...
- Блядь! - сказал Гокудера и бросил бумажку на пол. - Что ты мне ссанье свое под нос суешь?!
И тут осознание происшедшего настигло его и едва не уронило с подоконника.
Ямамото вздыхал и смущенно рассматривал свои кроссовки.
- Не может быть, - сказал Гокудера слабым голосом. Подумал и добавил: - Но ведь не может же.
- Инопланетяне? - предположил Ямамото и успокаивающе улыбнулся.
- Ты трахался с инопланетянами? - заволновался Гокудера. - А я?.. А мне?.. А мне почему не сказал?!
- Нет, - помотал головой Ямамото. - Я нет. Я только с тобой. Но они могли, знаешь. Я уже подумал тут. Облучить нас. Из какого-нибудь луча.
- Каким-нибудь лучом, - машинально поправил Гокудера. Ямамото согласно кивнул.
- Какие нахрен инопланетяне?! - вдруг взорвался Гокудера. - Что ты несешь, придурок?!
- Тогда я не знаю, - пожал плечами Ямамото. - Может, это Мукуро?
- Ты сказал, что трахался только со мной, - подозрительно сощурился Гокудера.
- Ну да, - смутился Ямамото. - Но он же может... Вот органы Хром... Может, он и это...
- А может, это Бьякуран? - передразнил его Гокудера. - Лечил тебя и долечился! Иди в жопу, Ямамото Такеши, что ты несешь!
- Ну тогда я не знаю, - вздохнул Ямамото. - Как-то само получилось. А делать-то что будем?
Гокудера не удержался и тоже почесал в затылке. Перед его внутренним взором пробежали картины мирной счастливой жизни: он представил, как учит маленького мальчика с его глазами и улыбкой бейсбольного придурка взрывать свои первые динамитные шашки, как орет на Ямамото, сующего младенцу свой чертов мячик и биту, как они прогуливаются все вместе, с семьей Десятого и ребеночком Мукуро и Хром, если, конечно, у двух иллюзионистов не родится чудовище со щупальцами и десятком красных и синих глаз, а то от них всего можно ожидать...
- Жениться, - сурово сказал Гокудера. - У ребенка должна быть семья. Кстати, Такеши, ты ничего не хочешь? Тебя не тошнит? Хочешь поесть мела? Беременные любят мел. Я могу принести!
Ямамото растерянно улыбнулся.
В ближайшее время ему предстояло испытать на себе всю мощь искренней заботы Динамитной Бомбы Хаято. Но об этом он даже не задумывался, когда раскрашивал полоску теста. Он думал, это просто будет смешно. Ха-ха.
@темы: Коробка со специями, 8059, daana, джен, daana & Коробка со специями, V69, 6918, другие
пятница, 06 июля 2012
варенье на завтра
Четыре иллюзии
Авторы: Коробка со специями и daana
Бета-чтение: они же
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: NC-17
Пейринги: D69, D18 ust, 6918
Предупреждения: тентакли, асфиксия, ксенофилия, межвидовые связи, "автор наркоман" (с)
примерно 5 500 словИллюзия присутствия
На этот раз в Милане, в отеле "Аутсайд". Их отношения длятся долго, иногда Дино думает – слишком долго. За своими искусными, причудливыми иллюзиями Мукуро прячет предсказуемость и привязанность. Дино понимает это, когда очередной шпион, прикормленный и уверенный в своей безопасности, умирает, откусив себе язык. Перед смертью шпион говорит: "Завтра, Милан, отель "Аутсайд", девять вечера, не опаздывай".
Мукуро знает, что Дино всегда опаздывает.
Мукуро уверен, что опаздывать может только он сам.
Мукуро скрывает заботу за эффектными позами.
Дино списывает все это на его возраст.
Если бы Мукуро это узнал, он бы обиделся. Он говорит: я прожил столько жизней, Каваллоне, что тебе и не снилось. Еще он говорит: если бы ты видел то, что видел я... Еще он говорит: однажды я покажу тебе.
В его возрасте Дино тоже считал себя очень взрослым.
Неважно; это не главное.
Отель "Аутсайд" - место, вполне подходящее для тайных встреч. Заведение из тех, где персонал даже не смотрит тебе в лицо, демонстрируя, насколько он не интересуется твоими делами. Скрытые камеры в номерах входят в сервис. Но когда имеешь дело с Мукуро, хотя бы об этом можно не беспокоиться.
К собственному удивлению, Дино не опаздывает. Он даже приходит раньше.
Находит номер 69 - всегда 69, такая смешная традиция - толкает дверь, окунается в запах цветов и освежителя воздуха, вешает на ручку двери табличку "Не беспокоить".
Все как всегда, думает Дино, на ходу снимая пиджак, бросая его на диван в гостиной. Все как обычно. Он войдет в спальню, и там будет - там будет что-нибудь новое. Что-нибудь, на что Мукуро хватит фантазии в этот раз: цветущая оранжерея или сырой подвал, будуар французской куртизанки или хрустальный замок снежной королевы. Что-нибудь необычное. Как обычно.
Ничего подобного в спальне нет.
Кровать – обычная, двуспальная, разобрана и белье смято. Перекрученная простыня свисает на пол. Из ванной раздается звук льющейся воды. А на кровати, заложив руки за голову и покачивая ногой – одна закинута на другую – лежит Кёя. Дино останавливается; странно, но первое, что он чувствует – это обиду: Мукуро все-таки смог его удивить.
- Кёя, - говорит Дино. – Что ты тут делаешь.
Кёя медленно поворачивает голову, улыбается. Дино видит длинный порез на его груди.
Второе, что чувствует Дино – это ответственность, острую и болезненно приправленную подозрениями. И все-таки он спрашивает:
- Где Мукуро?
- Как это где? – удивленно переспрашивает Кёя.
Такая интонация ему не идет.
Предположения мелькают в мыслях Дино, как картинки в игровом автомате. Это Кёя под контролем Мукуро. Это Мукуро, завернувшийся в иллюзию Кёи. Это просто иллюзия - пустышка, как называет такие картинки сам Мукуро. Очень хорошая иллюзия. С синяком выше локтя, со ссадиной на скуле, с припухшими губами - Дино знает, сколько нужно целоваться, чтобы губы начали так выглядеть. Правда, он знает это не про Кёю.
Дино сглатывает и понимает, что молчит уже несколько секунд.
Кёя - или иллюзия - медленно улыбается, щурит глаза.
- Ну, и что надумал, Каваллоне?
Хибари Кёя не умеет так улыбаться, думает Дино. А жаль.
Зато Мукуро умеет.
Это не может быть Кёя, наконец понимает Дино, вспоминая, как разбегались черные трещины по щеке обреченного шпиона, а до него - по лицам десятков случайных медиумов Мукуро. Контракт не скроешь.
- Какая интересная идея, - легко говорит он и начинает расстегивать рубашку. - Значит, решил, что мне это понравится?
- Тебе понравилось, - "Кёя" не меняет позы, наблюдает прищуренными глазами за тем, как Дино раздевается. Почти так же, как наблюдал бы настоящий Хибари Кёя. То есть, мог бы наблюдать, если бы...
Дино не заканчивает мысль - задумывается о том, зачем в ванной все еще шумит вода, когда шутка уже раскрыта.
- Ты иллюзия, - решает Дино, когда его рубашка соскальзывает на пол.
- Почему? – лениво спрашивает "Кёя".
Дино неопределенно машет рукой, стаскивая джинсы. Это всегда было проблемой Мукуро – недооценка умственных способностей окружающих.
- Я неплохо знаю Хибари Кёю, - говорит Дино и садится на кровать. "Кёя" отстраняется – не всерьез, он хочет играть. Кем бы он ни был – он хочет играть, и Дино подминает его под себя, перехватывая запястья.
- А может, это ты иллюзия, - отвечает "Кёя". Его тон меняется, и серые глаза спокойны. Чтобы не чувствовать этого взгляда, Дино целует его в шею, и он вздрагивает, подается вверх, будто подставляя себя поцелуям. Это не похоже на Мукуро; как реагирует на ласки Кёя – Дино не знает. Наверное, Кёя на все реагирует одинаково: тонфами. Чертовски трудно перестать играть в угадайку.
- Мукуро, - шепчет Дино, оглаживая бока и живот "Кёи". – Все, повеселились – и хватит. Мне не нужен никто, кроме тебя. Если ты…
- Если я – что? – переспрашивает "Кёя" и неожиданно переворачивает Дино на спину. Дино пытается сесть, хотя бы приподняться, но "Кёя" соскальзывает вниз и, улыбаясь и не отрывая взгляда, дотрагивается кончиком языка до его члена.
А потом кто-то выключает воду. Хлопает дверь, и – голос Мукуро:
- Мне показалось, или… О.
Иллюзия по-прежнему улыбается и смотрит Дино в глаза.
Или не иллюзия.
- Ты не теряешь времени, - говорит Мукуро, и Дино не может понять: кому он это говорит.
Мгновенная потеря контроля похожа на ощущение падения - ощущение, хорошо знакомое Дино. Вот ты шагал по улице, а вот ты уже падаешь, наступив на собственный шнурок. Падаешь, споткнувшись о незаметный камень. Падаешь, натолкнувшись на прозрачный серый взгляд, а вскинув глаза, не можешь удержаться за другой, разноцветный - потому что он не держит тебя. Он тебя отталкивает.
- Не отвлекайся, - говорит Мукуро, и вот теперь он обращается не к Дино.
Серый взгляд меркнет, ресницы опускаются, темная голова наклоняется над членом Дино, губы прикасаются к головке, заставляют Дино вздрогнуть.
Мукуро подходит к кровати, упирается в нее коленом - и Дино тянется к нему, почти не сознавая этого. Взять за руку. Удержаться.
Пальцы цепляют полотенце, обмотанное вокруг бедер Мукуро.
- Похоже, тебе мало? - улыбается Мукуро, позволяя полотенцу упасть и глядя, как рука Дино падает вместе с ним. - Тогда я присоединюсь.
Он садится на кровать, и "Кёя" сдвигается, уступая ему место, но не прекращает делать то, что начал.
Дино чувствует, как по члену скользят вверх-вниз влажные губы, как проходится от яичек до головки язык.
Ему кажется, что он сходит с ума.
"Убери это", - хочет сказать Дино, но не говорит.
Если окажется, что "это" - действительно Кёя, он обидится, приходит в голову безумное оправдание.
Оправдание - это не правда.
Правда - в том, что Дино нравится происходящее.
Хотя вряд ли это Кёя.
Наверняка это не Кёя.
Надо надеяться на то, что это не Кёя.
- Если ты не возражаешь, - говорит Мукуро, легко толкает "Кёю" кончиками пальцев в лоб, заставляя отстраниться, выпустить член Дино изо рта, и наклоняется сам.
Дино сминает в руках простыню, стискивает зубы. Закрывает глаза - и снова открывает.
Он хочет это видеть.
Он хочет видеть, как Рокудо Мукуро и Хибари Кёя отсасывают ему одновременно.
И он видит.
Две головы сталкиваются над его бедрами, иссиня-черные волосы мешаются с глянцево-черными, а на его животе встречаются и сплетаются пальцами две руки - бледная, обманчиво хрупкая, привыкшая к перчатке как ко второй коже, и жесткая, со сбитыми костяшками и выступающей косточкой возле запястья.
Дино жмурится. Ему незачем смотреть, достаточно чувствовать, как член вылизывают сразу два языка, как губы прикасаются к головке именно так, как ему нравится, в то время, как другой жадный рот скользит по яичкам - тоже так, как ему нравится.
Все-таки иллюзия, думает Дино, все-таки иллюзия.
А потом все заканчивается, прикосновения прекращаются, и его члену - влажному от чужой слюны - становится неожиданно холодно. Дино открывает глаза.
Мукуро целует Хибари над его членом, крепко держа за затылок, не позволяя отстраниться, не глядя, сведя брови так, будто ему больно.
Это действительно иллюзия.
Дино видит, как пальцы Мукуро путаются в волосах "Кёи", проваливаются в сотканный из пламени Тумана затылок - Мукуро теряет контроль, ему сложно ощущать границы собственной иллюзии, и он сливается с ней, тонет в своем собственном пламени, тонет в поцелуе.
Дино хотел бы закрыть глаза снова - но не может.
Он никогда не видел, чтобы Мукуро целовался - так.
Иллюзия доверия
Однажды Мукуро спрашивает у Дино:
- Какой ты, когда тебя никто не видит?
За окном хмуро и серо, дождь барабанит в стекла, и кажется, что весь мир давно утонул в мутной, чуть солоноватой влаге, только их «Аутсайд» все еще покачивается на волнах. Это настроение. Просто паршивое настроение. Призрак Хибари Кёи встает между ними, сколько ни делай вид, что не произошло ничего особенного. Зачем они уже третий раз подряд встречаются в этом отеле?..
- Обычный, - подумав, отвечает Дино. – Только все время что-то роняю. Или сам падаю.
Мукуро негромко смеется – так, что вазочка с шоколадными конфетами, стоящая у него на животе, начинает трястись. Он любит шоколад – Дино, напротив, нет. Дино любит пиццу и Хибари Кёю. И тем приятнее кормить его с рук конфетами.
- А ты? – спрашивает Дино. Мукуро со вздохом отставляет вазочку и переворачивается на живот.
Первое правило их затянувшейся связи гласит: «Не говори мне о Хибари Кёе».
Второе правило утверждает: «Никогда не говори мне о Хибари Кёе».
Третье проще: «Секс не равен доверию».
Отсутствие одежды не означает открытости – Мукуро прожил столько жизней, сколько и не снилось Дино. Если бы Дино видел столько, сколько видел он…
- Эй, Мукуро. Ты что, спишь?
- Вряд ли ты захочешь это увидеть, - говорит Мукуро и улыбается. Улыбаться несложно, даже когда настроение такое же серое, как тучи за окном. Скрывать что-то - вообще несложно. Не скрывать - намного сложнее.
- А если захочу, - Дино улыбается тоже, то ли принимает улыбку за чистую монету, то ли принимает предложение сделать вид, что все в порядке. - Если захочу, ты мне покажешь?
- А если я тебе покажу, - Мукуро укладывает голову на сгиб локтя, водит лбом по собственному предплечью, кожей читая наизусть знакомый узор Эстранео, - ты будешь со мной трахаться?
- Конечно, буду, - говорит Дино так искренне, так торопливо, так... так успокаивающе, что Мукуро смеется снова.
- А если я страшное чудовище? - глухо говорит он, роняя слова в мягкую подушку. - Или одноногая беременная негритянка?
- Но не лесбиянка же, - Дино пытается перевести разговор в шутку. Это так мило с его стороны.
- Ну смотри, - говорит Мукуро, не шевелясь, не меняя положения, не поднимая головы.
Для того, чтобы управлять покровом иллюзии, шевелиться необязательно.
В наступившей тишине Мукуро ждет. Он хотел бы сказать: «Ты же обещал!», но вместо этого не торопится поворачивать голову. Что сейчас видит Дино? Почему он молчит? Лжец.
На исходе минуты Мукуро все-таки приподнимается, отрывая лоб от сгиба локтя, и длинные, похожие на извивающихся змей, лианы раскрываются веером за его спиной. Подрагивают чашечки лотосов – бледно-розовые, пламенеющие изнутри, и Дино смотрит на них расширенными, остановившимися глазами. По стеблям стекают густые прозрачные капли сока. Дино зябко ежится.
- А ведь я тебе поверил, - говорит Мукуро и встает, демонстрируя всего себя – человеческое тело, шлейф щупалец-цветущих лиан, прочные кожистые листья под ногами. У Мукуро нет корней. У Мукуро не было ни единой причины доверить свою тайну Дино.
Неожиданно Дино садится, встает с кровати, подходит. На мгновение замирает перед округлым листом – там, где начинается темно-зеленая глянцевая кожица.
- Мукуро, - говорит Дино, глядя под ноги. – Можно? Тебе не будет больно?
- Это все, что тебя беспокоит?
- Это главное, - после короткой паузы говорит Дино, и в этот момент он выглядит человеком, в которого можно влюбиться.
В которого мог бы влюбиться другой человек.
- Не будет, - говорит Мукуро и ловит Дино лианой за локоть. Мягко тянет к себе, вынуждая наступить на плотные листья, раскинувшиеся по полу. Зеленый ковер пружинит, заставляет Дино пошатнуться, потерять равновесие - но еще одна лиана поддерживает его с другой стороны, а листья под ногами изгибаются так, чтобы ему было удобнее. Чтобы ему казалось, что он твердо стоит на ногах.
- Ты... - говорит Дино, кусает губы, протягивает руку над плечом Мукуро. Стебель, увенчанный цветком, наклоняется к нему, позволяет прикоснуться к нежным, почти бесплотным лепесткам - и вдруг сжимается в бутон, удерживая кончики пальцев. Дино вздрагивает; Мукуро знает, от чего - сейчас его пальцы обволакивает прохладный густой сок. Интересно, рискнет ли Дино попробовать его на вкус.
Интересно, чего он еще захочет.
Похоже, Дино Каваллоне сумасшедший – он хочет трахаться.
В последнее время им было так скучно вместе, а теперь Мукуро смог его удивить. Впрочем, чудовище в постели – это в стиле мафии. Мукуро говорит все это себе, он обесценивает, врет и передергивает, иначе невозможно вынести слепую, бесстрашную нежность Дино, дотянувшегося-таки губами до лепестков.
- Позволь мне, - все-таки решается Мукуро, и Дино кивает.
- Не бойся, - отвечает он.
Никогда еще Мукуро не был в такой опасности. Он понимает, что нужно бежать – Дино нащупал его сердце, но пока еще не сжал в кулаке. Но вместо этого он смотрит, как Дино закрывает глаза и падает назад – лианы подхватывают его, обвивают руки и ноги, трутся о кожу своими мягкими, бархатистыми стеблями, тычутся бестолково, жадно и будто умоляя. Огромный цветок проскальзывает между его ног, щекочет лепестками мошонку, ласкает напряженный член. Тело Мукуро живет своей жизнью. Или оно просто не умеет врать?
- И ты не бойся, - говорит Мукуро, а потом дотрагивается пальцами до его щеки – странно несмело, едва не отдергивая руку. Дино тянется к нему сам, вталкивает член в плотно сжатые лепестки, прижимается щекой к ладони. Каково ему? - думает Мукуро, гладя Дино по лицу человеческой ладонью, обхватывая его мошонку хрупкими только на вид лепестками, обволакивая яички прохладным цветочным соком. - Каково ему чувствовать все это сразу?..
Мукуро думает о Дино, чтобы не думать о себе - но тело его вовсе отказывается думать, предпочитая действовать. Еще один побег тянется вверх, удлинняясь, на глазах теряя полупрозрачность и наливаясь яркой живой зеленью; бутон на его конце набухает, но не раскрывается, наоборот - сжимает лепестки плотнее и плотнее. Мукуро улыбается, когда этот побег отталкивает его собственную руку и прикасается к губам Дино, давит на нижнюю - Дино невольно приоткрывает рот, впуская крепко сжатый бутон, обхватывает его губами и только потом открывает глаза.
Мукуро почти разочарован. Оказывается, он надеялся, что Каваллоне запаникует; отшатнется; покажет отвращение. Наконец.
Но Дино тоже улыбается; смотрит Мукуро в глаза и открывает рот шире. Даже не облизывает - осторожно ласкает языком бледно-розовый бутон, целует лепестки, водит губами по их бархатистой плоти - и это оказывается неожиданно приятно, так приятно, как никогда не было человеческому телу Мукуро; сложно было бы даже вообразить, что подобное наслаждение возможно.
- Не думал, - медленно говорит Дино, подняв руку, отведя на мгновение гибкий стебель от лица, - что цветы могут издавать такие звуки.
И снова улыбается, и снова целует сжатые лепестки.
Увлеченный этим занятием, он не замечает, что цветы налились багрянцем, а сок струится по стеблям, срываясь вниз длинными вязкими каплями. Мукуро больно прикусывает губу – секс в его настоящей форме всегда оказывался для партнеров губительным. Последним. И его никогда это не волновало: лотос растет на крови, иллюзия берет начало… он сбивается с мысли – губы Дино, обхватившие бутон, втягивающие его внутрь, мешают сосредоточиться.
- Нет, - шепчет Мукуро, - нет, прекрати.
Кому он это шепчет? Дино? Себе? Его выкручивает в спазме удовольствия, остром и похожем на вспышку, и первое, что он делает, когда приходит в себя – нащупывает взглядом Дино. Может, это кровавые ошметки. Может – выпотрошенный труп. Нет, пронесло.
- Похоже на джем, - улыбается Дино.
- Прости, что нет булочек, - зло говорит Мукуро и отрывает от него сопротивляющийся бутон. – На сегодня достаточно экзотики.
Он подходит вплотную к Дино, заставляя цветы и побеги опасть, отступить, исчезнуть; прижимается, закидывает ногу ему на талию. Находит наощупь губы – и правда, как джем – но Дино отстраняется.
- Что, обычный секс тебя уже не устраивает?
- Я хочу… - Дино шепчет ему на ухо, неровное, сбитое дыхание обжигает кожу. Он объясняет, как он хочет, и на последнем "пожалуйста, всего один раз" Мукуро не выдерживает.
- Как пожелаешь, - говорит он, не отпуская Дино, прижимая его к себе снова, позволяя новым побегам прорасти из-под ног, обвить их обоих. - Как пожелаешь.
Это будет сложно, - думает Мукуро, пока лианы разделяют их, роняют Дино на кровать, не выпуская из гибких объятий; пока бутоны расцветают на концах стеблей, целуя Дино везде, заставляя его стонать и вскрикивать, изгибаться, подставляя всего себя этим прикосновениям.
Это будет сложно, но проще, чем было бы несколько минут назад.
Удержаться. Сейчас уже есть шанс удержаться. Он уже получил свое удовольствие. Он уже может себя контролировать.
Он на это надеется.
Он стоит возле кровати неподвижно - то есть, не шевелясь человеческим своим телом - и смотрит, как новый побег проталкивается между остальных, и остальные послушно расходятся, оплетают бедра Дино, тянут в стороны, заставляя его открыться навстречу. Дино ахает, когда твердый, истекающий вязким соком бутон проникает в него нежно и настойчиво, втискивает сжатый венец лепестков внутрь его тела, ввинчивается дальше - набухая, покручиваясь, лаская изнутри.
Не раскрывать лепестки, думает Мукуро, не замечая, что опускает ладонь на собственный член - машинально, не рассчитывая на особое удовольствие, просто по привычке - только не раскрывать лепестки, только не проникать слишком глубоко, только не врастать. Тело Дино такое жадное, такое открытое, такое... доверчивое, что удержаться почти невозможно.
Дино захлебывается стонами, дрожит, подается навстречу целующим его цветам, приподнимает бедра, словно стараясь втянуть в себя и так уже утонувший в его теле побег.
Мукуро сжимает свой член так, что ему становится больно.
Это помогает удержаться.
Это помогает удержаться даже тогда, когда цветок, облепивший лепестками член Дино, чувствует тепло и влагу, изливающиеся в него.
Дино всхлипывает беспомощно и обмякает. Лианы отпускают его, гладят на прощание, сползают с постели.
Мукуро вцепляется зубами в губу, заставляет побег выскользнуть из тела Дино, заставляет почти невыносимое, кипящее, заполняющее разум желание цветения утихнуть.
И закрывает глаза.
Для того, чтобы управлять покровом иллюзии, зрение не нужно.
- У тебя кровь, - говорит Дино вечность спустя.
Мукуро открывает глаза, поворачивает голову. Они лежат на кровати, Дино смотрит на него нежно, безумно и растерянно.
- Кровь на губе, - повторяет он. - Красная. Это... иллюзия?
Мукуро улыбается, слизывает соленые капли с прокушенной губы.
- Каваллоне, - говорит он врастяжку, внимательно глядя на лицо Дино. - Это всё - иллюзия.
Дино моргает.
Мукуро смеется.
- Ты что, - говорит он. - Поверил? Ты вообще в здравом уме, Каваллоне?
Он смотрит, как тускнеет безумный свет в глазах Дино, и с облегчением чувствует, что его сердце вновь ничто не держит.
Желание цветения затихает тоже, сворачивается где-то глубоко внутри гибким кольцом лианы, засыпает в нераскрывшемся бутоне. Вряд ли навсегда - но можно надеяться, что надолго.
Иллюзия отсутствия
- Ты мне не веришь, - говорит Дино и коротко улыбается.
- Для тебя это новость?
- Ладно, - Дино вздыхает и вставляет ключ в замок. На мгновение замирает перед полуоткрытой дверью, непонимающе глядя на медную табличку с номером – "69".
А потом все-таки распахивает дверь.
- Так зачем ты меня позвал? – спрашивает Кёя.
- Хотел предложить выгодное дело.
- Какое, - Кёя заходит в номер как к себе домой. Трогает запыленную поверхность зеркала и недовольно морщится.
- Выгодное, - рассеянно повторяет Дино. – Контрабандная партия колец. Один деятельный синьор решил за моей спиной связаться с поставщиками. Тебе Облако, мне все остальное. "Цепь Маммона" делим пополам.
- И Туман.
- Что? – Дино, стоящий перед кроватью, недоуменно оборачивается. Или делает вид, что не расслышал.
- Мне кольца Облака и Тумана. "Цепь Маммона" делим пополам.
- Зачем тебе Туман? - спрашивает Дино.
- А тебе? - щурит глаза Кёя.
Дино пожимает плечами. Интересно, какого ответа он ждал - если ждал.
- Ты же не используешь это Пламя, - он зачем-то обходит вокруг кровати, смотрит под ноги. Как будто что-то ищет.
- Не использую.
- Я не понимаю, Кёя, - Дино по-прежнему не смотрит на него, не оборачивается. - В твоем комитете нет никого с пламенем Тумана.
- У тебя тоже.
- Ты не торгуешь кольцами.
- Нет.
Кёя знает, каким будет следующий вопрос - но Дино не задает его. Сует руки в карманы, садится - почти падает - на кровать, сутулится. Кёя смотрит на часы. Время, как обычно, идет мимо.
- Каваллоне, - говорит он.
Дино встряхивает головой и расправляет плечи. Встает, разворачивается к Кёе. Улыбается открыто - и напряженно.
- Мы давно не дрались, - говорит он так легко, будто эта мысль только что пришла ему в голову. - Три года? Больше?
- Если хочешь развлечься, - Кёя сжимает кулак, другую руку опускает в карман, коробочка с Роллом как будто тянется навстречу, - обратись к кому-нибудь другому. Я тебя просто убью.
Только сказав это, он понимает, что не лжет.
Он привык обещать Дино Каваллоне смерть - но сейчас он готов выполнить обещание.
- Если сможешь, - теперь Дино улыбается без напряжения. Это почти раздражает. Почти как раньше.
- Ладно, - соглашается Кёя. – Кто победит, забирает себе все кольца.
Дино кивает, смотрит мимо Кёи, и тот невольно оборачивается, следуя за его взглядом. В два широких шага Дино пересекает комнату, поднимает с пола что-то маленькое и блестящее, тут же вспыхнувшее синим пламенем. И прячет в карман.
- Да, договорились, - кивает небрежно. - Как хочешь.
Синее пламя гаснет.
- Так что, мы будем драться? - спрашивает Дино, и Кёя улыбается.
Он улыбается, доставая коробочку с Роллом. Он улыбается, глядя, как пространство искажается и вспенивается, а из стенок сферы прорастают стальные шипы. Коробочка трескается, крошится, осыпается песком под ноги. Улыбка примерзла к губам Кёи; он высвободил столько пламени, что чувствует – его человеческая оболочка вот-вот не выдержит.
Тогда Дино узнает.
До сих пор это знал только Верде.
Если бы не Верде, Кёя бы умер – оставаясь человеком.
Если бы не Верде, Кёя бы не пострадал.
Верде и его эксперименты. С кольцами; с коробочками; с пламенем предельной мощности; со спасением необратимо поврежденного предыдущими экспериментами тела Хибари Кёи.
Успешно завершены. Полностью засекречены.
Теперь Дино об этом узнает.
Вероятно, ненадолго.
- У тебя кровь, - обеспокоенно замечает Дино. Он оперся локтем на шип, темный и блестящий от оружейной смазки – так непринужденно, будто позирует перед камерой.
Убить его мало, его нужно победить. Разбить на куски его гордость. Заставить дрожать от боли и страха.
Кёя знает, зачем Дино понадобились кольца Тумана.
Тыльной стороной ладони он стирает кровь, сочащуюся из глаз, и говорит:
- Обратная игольчатая сфера герметична. В случае моей смерти она исчезнет – но на твоем месте я не стал бы рассчитывать на победу. Разве что тебе совсем не нужен воздух.
Кёе совсем не нужен воздух: его человеческая оболочка, мягкая и уязвимая, пропитана регенерирующим гелем, имитирующим кровь. Но он потерял слишком много пламени – настоящей своей крови – и теперь силуэт Дино Каваллоне плывет перед глазами, а пламя продолжает вытекать, растворяясь в воздухе, впитываясь в ненасытную поверхность сферы.
- Тогда мы можем поговорить, - раздается голос Дино. – О чем-нибудь.
- О чем ты будешь жалеть, когда умрешь?
Кёя читает ответ в его мечтательной, короткой усмешке – и ничего не чувствует. Ни ярости, ни грусти, ни обиды.
- О своем цветке, - наконец отвечает Дино.
Это не тот ответ, которого ожидал Кёя. Не тот, который он прочел на лице Дино. Кёя не чувствует брезгливости - думает: что это за нежности; Кёя не чувствует сомнения - думает: что, если он ошибся; Кёя почти не чувствует неуверенности.
- А ты? - прерывает его размышления Дино. Он уже не опирается на шип, а гладит его поверхность ладонью, сжимает пальцы, доходя до конца шипа, неосознанно и почти непристойно. Кёя смотрит и не испытывает отвращения.
- Ни о чем, - наконец отвечает он.
Это правда. То, о чем он мог бы пожалеть, ему не принадлежит. Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.
Дино смотрит на него с сочувствием, и это оскорбительно.
- А что у тебя за цветок? – Кёя преувеличенно серьезен. Он почти ослеп – Дино кажется ему темной тенью, размытым пятном.
Ничтожным препятствием.
Кёя не чувствует ни ярости, ни…
Он не может проговорить это даже в мыслях, и неожиданно ловит на этом себя, и с болезненным удовольствием признается себе: ни ревности.
Он не чувствует ни ярости, ни ревности.
- Что за цветок? – Дино дышит часто и неглубоко, с хрипом, и делает паузы. – Странный. Пугающий. Прекрасный. Стоит один раз его увидеть…
Кёя шагает вперед. Почти с облегчением видит Каваллоне, сидящего на полу, на корточках, и держащегося за шип. Темные пятна смазки на щеке и волосах.
- Да кому нужен твой дурацкий цветок, - говорит Кёя. – Рокудо Мукуро. Что у тебя с ним.
Каваллоне смотрит на него и смеется, и глаза у него такие шалые, такие больные, что Кёя чувствует, как что-то мягко и колко сжимает несуществующее сердце.
У Кёи нет сердца.
Когда он поднимает руки с зажатыми в них тонфами, он ощущает, как вытекают последние капли пламени. Дино тянется за кнутом на поясе – то и дело теряя сознание, то и дело заставляя себя возвращаться.
- Я так и знал, - Дино смеется, задыхается, прекращает смех. – Знал, что ты тоже не человек.
- Что значит "тоже", - обрывает его Кёя.
Дино улыбается и качает головой, смотрит на Кёю то мерцающими, то тускнеющими глазами, опускает и поднимает веки как будто с трудом.
- Ты не узнаешь, - говорит он, хрипя так, словно последний оставшийся в сфере воздух рвет его горло.
- Я узнаю.
Пламени больше нет, и Кёя теряет равновесие, упирается ладонью в поверхность сферы, как будто это может его поддержать. Ведет ладонью по гладкой теплой поверхности, опускается на одно колено рядом с Дино. Приваливается к стене сферы, чувствует плечом знакомое, привычное, близкое. Чувствует собственное пламя, которое уже не может вернуть.
- Я узнаю, - повторяет он.
- Мы умрем, - губы Дино едва шевелятся, голос не слышен, но Кёя умеет читать по губам.
Когда-то количество пламени зависело от решимости. Веры в себя. Злости. Когда-то у Кёи оно не кончалось.
Теперь он чувствует, как пустота выжимает его, выкручивает наизнанку. Может, будь у него сердце, там бы еще оставалось немного пламени. Может, будь у него вера, он бы смог встать на ноги. Но у него есть только решимость - и он не приказывает сфере раскрыться. Даже когда перед глазами наконец темнеет, звон в ушах заглушает звуки - и он едва слышит, как с мягким шорохом падает на дно сферы тело Дино.
Потом звон тоже кончается.
А потом треск и сияние, и Кёя открывает глаза, но видит только зелень – упрямые, упругие побеги, горящие синим пламенем, разрывающие облачную сферу – бесчувственно и больно, наживую.
Над ним колышется потолок гостиничного номера. Кёя слышит голос:
- Кажется, я помешал. А, Дино?
Выдох.
Шум.
- Похоже на то, - отвечает Дино, и Кёя думает: "Ну давай. Испорти все, что только можешь".
Синее пятно фокусируется перед глазами; пальцами, бережными, как лепестки лотоса, Мукуро трогает его лицо.
- Ты сказал, что он не человек, - говорит Мукуро. – Что это значит?
Или:
- Он сказал, что ты не человек. Что это значит?
Так трудно разобраться, что он говорит, но Кёе кажется – теперь все будет хорошо.
Не иллюзия
Мукуро говорит:
- Цыплячьи гонки. Развлечение для малолетних идиотов, отбросов генофонда.
Его голос звучит осуждающе, то приближается, то отдаляется. Хибари кажется, что в гостиничный номер пришли джунгли: по потолку скользят тени животных и змеящихся лиан.
Хибари кажется, что он в любой момент может подняться. У него есть две фазы: живой или мертвый. Он жив; он досчитает до трех и встанет.
Сейчас, чуть позже.
Мукуро говорит:
- И зачем, скажи на милость, ты втянул в это Дино?
Хибари кажется, что ему снова шесть лет – именно тогда его в последний раз отчитывали. Он мог бы убить Мукуро и снять с трупа кольца Тумана – это восполнило бы потерянное пламя, но сначала нужно подняться.
- Ты умираешь.
Мукуро – размытое, неясное пятно – оказывается совсем близко и говорит:
- Он сказал, что ты не человек. Что это значит? Почему ты умираешь?
- Мне нужно твое пламя, - отвечает Хибари.
- Мое пламя, - повторяет эхо. Голос плывет, искажается. Всё искажается; Хибари не может даже досчитать до трех. Единица порождает иллюзии, двойка поглощает сознание, дальше ничего.
Так не должно быть.
- Мое пламя тебе не... - голос вновь искажается, дальше Хибари не понимает.
Мукуро прикасается к его лицу, и на счет "три" Хибари перехватывает и сжимает чужие пальцы.
Синий лепесток срывается с кольца Тумана, за ним еще один, и еще, и следующий. Кёя ловит их губами, думает - всегда хотел это сделать - и едва не смеется.
Почему он не отнимает руку?
- Мукуро, - говорит Дино вдалеке, голос обрывается хрипом, превращается в ничто, и Мукуро совсем рядом с Кёей отвечает прохладно:
- Я занят.
- Я тебя подожду, - сипло говорит Дино, что-то глухо шуршит, должно быть, он пытается встать, и Мукуро с той же равнодушной прохладцей откликается:
- Снаружи.
Еще один лепесток Тумана скользит по губам, ласкает пересохшее горло, опускается туда, где могло бы быть сердце.
Смерть отступает.
- Кёя, Кёя, - говорит Мукуро, убирая руку, и Кёя тянется за ней, но ладонь Мукуро тут же ложится на грудь, придавливает к полу, тяжелая и горячая.
На счет "раз" Кёя распахивает глаза, открывая рот в беззвучном крике.
На счет "два" пламя продолжает хлестать из раскрытой ладони, и лицо Мукуро приближается, становится болезненно четким; его взгляд, высокомерный – и такой жадный, ожидающий.
На счет "три" хлопает дверь номера: их становится двое.
- Ничего, - говорит Мукуро. – Он мне и не такое прощал.
Кея садится – его переполняет пламя, прохладное и колкое, чужое до головокружения, сводящее с ума. Он хватает Мукуро за руку, дергает, прижимает к себе так крепко, что не вырваться.
- Не говори так, - бормочет он в растрепанные волосы, чувствуя, как они щекочут губы. – Не смей к нему возвращаться, даже не думай.
Мукуро отстраняется, а потом хмыкает, расслабляясь.
- Глупый Кёя…
Он все еще немного удивлен – что за странное существо этот Кёя, и как он может без вреда для себя поглотить столько пламени Тумана? Впрочем, не совсем без вреда: Кёя покачивается и тихо, пьяно смеется:
- Это все ты.
- Хибари Кёя, - говорит Мукуро, собираясь затем сказать - "возьми себя в руки", или может быть - "ты пожалеешь", или даже - "жалко выглядишь". Что-нибудь; что угодно.
- Рокудо Мукуро, - перебивает его Кёя, и повторяет снова: - Рокудо Мукуро. - Звуки перекатываются у него на языке, сминаются, затихают. - Закрой рот.
Мукуро молча наблюдает, как Кёя встает на ноги - сперва неуверенно, словно ныряя в воздух; как ловит равновесие, делает несколько шагов - плавно и бесшумно скользит по номеру, оглядывает его, будто не видел раньше. Мукуро так и стоит на одном колене, смотрит снизу вверх, в кои-то веки не может решить, что делать; Кёя оборачивается и улыбается.
- Твое пламя, - говорит он, - такое же, как ты сам. От него можно рехнуться, - и подходит, протягивая руку. - Ты нелепо выглядишь. Поднимайся.
Мукуро медлит мгновение, и Кёя улыбается шире.
- Было бы очень глупо, - говорит он, - сделать тебе какую-нибудь мелкую подлость. Например, отдернуть руку. Ты же не этого ждешь?
Мукуро встает на ноги; у Кёи теплая твердая ладонь - вполне человеческая.
- Я бы мог тебя убить, - говорит Кёя задумчиво и рассеянно, разглядывая пуговицы на рубашке Мукуро: верхние три расстегнуты, и он как будто пересчитывает их взглядом. - Но я не хочу.
- Что, правда? - спрашивает Мукуро, глядя мимо Кёи. – Какой неожиданный поворот.
Он пытается высвободить руку, но бесполезно.
- У меня есть все, кроме самого важного, - продолжает Кёя. – Кроме тебя. Сделай с этим что-нибудь.
Он делает сам - он делает шаг вперед; Мукуро отворачивается, и теплые губы соскальзывают с уголка рта по щеке. Кёя больше не пытается удержать Мукуро, руки висят безвольно и расслабленно; он ловит губами мочку уха, и от этого простого, нелепого движения по телу проходит электрическая дрожь.
Мукуро сдерживает стон, сдерживает побеги, рвущиеся наружу – пока он еще может это сделать.
Он привык к Дино, привык к их спокойным, слегка прохладным отношениям, к безопасности расстояния, к отсутствию обязательств.
Это во-первых - а во-вторых, он не уверен, что сможет остановиться. Кёя смотрит на него пьяно и расфокусированно, бессознательным движением облизывает губы – нет, теперь он уверен: он не сможет остановиться. Когда он придет в себя, от Кёи останутся одни кровавые ошметки.
На счет "три" Мукуро почти готов согласиться – и ощущение бездумного следования чужой воле настолько сильное, что все внутри перекручивает от бешенства.
- Ладно, - легко соглашается Мукуро, отстраняясь. – Закрой глаза и считай до трех.
- А потом? – спрашивает Кёя, закрывая глаза, и, не получив ответа, считает:
- Один. Два. Три.
Пламя Тумана, чужое и непривычное, словно вскипает в нем, колет миллионами игл изнутри, как будто рвется наружу - и на короткое мгновение Кёя совершенно уверен, что попался. Что проиграл. Что сейчас действительно умрет.
Он открывает глаза.
Гибкие зеленые побеги вьются перед ним, тянутся навстречу и отступают, раскрывая бутоны, слабея, свиваясь в кольца - а потом снова вздрагивают и рвутся к нему; лианы струятся по номеру, как зеленые ручьи; вокруг шеи Мукуро обвился, как прирученная змея, увенчанный бело-розовым цветком стебель; Мукуро криво усмехается, и Кёя отчетливо видит, что он в ярости.
Почему он злится, думает Кёя.
- Секс с участием посторонних предметов, - говорит Мукуро сквозь зубы, - занятие извращенное, но увлекательное. Спроси меня, могу ли я доставить тебе удовольствие. Могу. Один раз. Когда я закончу, ты...
- Ты что, пьян? - искренне удивляется Кёя. - Что ты несешь?
И видит, как Мукуро, собиравшийся сказать что-то еще, медленно закрывает рот.
- Я не удивлен, - сообщает Кёя, ловя ближайший к нему побег, глядя, как он обвивает руку, чувствуя, как нежные лепестки задевают кожу его оболочки. - Ты всегда был ненормальным. Я могу пристроить к дому оранжерею. Хочешь?
Побег наливается силой, дергает его, едва не вырывая руку из сустава, заставляет наступить на раскинувшиеся по полу широкие темные листья, прижимает вплотную к человеческому телу Мукуро.
- Ты думаешь, это иллюзия? - шипит Мукуро, сузив глаза, глядя сверху вниз, не позволяя отстраниться.
- Я вижу, что нет, - говорит Кёя. - И что?
В глазах Мукуро мелькает растерянность, и Кёя повторяет – так мягко, как только может, пытаясь убедить, пытаясь не вспугнуть:
- Я вижу, что это не иллюзия.
Мукуро прикрывает глаза на мгновение, а потом пожимает плечами:
- Не повезло тебе, Кёя.
- Почему?
- Потому что ты меня почти уговорил.
Вдруг лианы взлетают и падают, весь мир превращается в кипящее море пламени, синего и фиолетового, пустота внутри разрастается, становится огромной, а потом лопается, как мыльный пузырь.
Когда Кея приходит в себя, он первым делом находит взглядом Мукуро. Тот стоит почему-то внизу, смотрит, запрокинув голову, и лицо спокойное и отсутствующее, только губы дергаются.
- Я тут подумал, - говорит Кёя, оглядываясь по сторонам. – Если для тебя это так важно, я могу пристроить дом к оранжерее.
Он висит под потолком в клубке лиан, проткнувших его – оболочка уже начала регенерировать, и кажется, будто побеги вырастают из его тела.
- Кёя, - отвечает Мукуро, и его голос едва слышен сейчас. – Почему ты жив? Что ты такое?
- Смотри.
Кея поддевает края оболочки и с усилием разрывает их, выворачивает наизнанку вместе с каркасом ребер. Кроваво-красный гель струится по лианам, капает на пол. Там, внутри, под оболочкой, настоящий Кея – стальной остов, микросхемы и пламя, и еще зеленые стебли, и еще кое-что.
Когда Кёя сам заглядывает внутрь, он видит распустившийся цветок лотоса вместо отсутствующего сердца.
- Красиво, - говорит он. – Это твое?
- Нет, - отвечает Мукуро. - Твое.
Авторы: Коробка со специями и daana
Бета-чтение: они же
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: NC-17
Пейринги: D69, D18 ust, 6918
Предупреждения: тентакли, асфиксия, ксенофилия, межвидовые связи, "автор наркоман" (с)
примерно 5 500 словИллюзия присутствия
На этот раз в Милане, в отеле "Аутсайд". Их отношения длятся долго, иногда Дино думает – слишком долго. За своими искусными, причудливыми иллюзиями Мукуро прячет предсказуемость и привязанность. Дино понимает это, когда очередной шпион, прикормленный и уверенный в своей безопасности, умирает, откусив себе язык. Перед смертью шпион говорит: "Завтра, Милан, отель "Аутсайд", девять вечера, не опаздывай".
Мукуро знает, что Дино всегда опаздывает.
Мукуро уверен, что опаздывать может только он сам.
Мукуро скрывает заботу за эффектными позами.
Дино списывает все это на его возраст.
Если бы Мукуро это узнал, он бы обиделся. Он говорит: я прожил столько жизней, Каваллоне, что тебе и не снилось. Еще он говорит: если бы ты видел то, что видел я... Еще он говорит: однажды я покажу тебе.
В его возрасте Дино тоже считал себя очень взрослым.
Неважно; это не главное.
Отель "Аутсайд" - место, вполне подходящее для тайных встреч. Заведение из тех, где персонал даже не смотрит тебе в лицо, демонстрируя, насколько он не интересуется твоими делами. Скрытые камеры в номерах входят в сервис. Но когда имеешь дело с Мукуро, хотя бы об этом можно не беспокоиться.
К собственному удивлению, Дино не опаздывает. Он даже приходит раньше.
Находит номер 69 - всегда 69, такая смешная традиция - толкает дверь, окунается в запах цветов и освежителя воздуха, вешает на ручку двери табличку "Не беспокоить".
Все как всегда, думает Дино, на ходу снимая пиджак, бросая его на диван в гостиной. Все как обычно. Он войдет в спальню, и там будет - там будет что-нибудь новое. Что-нибудь, на что Мукуро хватит фантазии в этот раз: цветущая оранжерея или сырой подвал, будуар французской куртизанки или хрустальный замок снежной королевы. Что-нибудь необычное. Как обычно.
Ничего подобного в спальне нет.
Кровать – обычная, двуспальная, разобрана и белье смято. Перекрученная простыня свисает на пол. Из ванной раздается звук льющейся воды. А на кровати, заложив руки за голову и покачивая ногой – одна закинута на другую – лежит Кёя. Дино останавливается; странно, но первое, что он чувствует – это обиду: Мукуро все-таки смог его удивить.
- Кёя, - говорит Дино. – Что ты тут делаешь.
Кёя медленно поворачивает голову, улыбается. Дино видит длинный порез на его груди.
Второе, что чувствует Дино – это ответственность, острую и болезненно приправленную подозрениями. И все-таки он спрашивает:
- Где Мукуро?
- Как это где? – удивленно переспрашивает Кёя.
Такая интонация ему не идет.
Предположения мелькают в мыслях Дино, как картинки в игровом автомате. Это Кёя под контролем Мукуро. Это Мукуро, завернувшийся в иллюзию Кёи. Это просто иллюзия - пустышка, как называет такие картинки сам Мукуро. Очень хорошая иллюзия. С синяком выше локтя, со ссадиной на скуле, с припухшими губами - Дино знает, сколько нужно целоваться, чтобы губы начали так выглядеть. Правда, он знает это не про Кёю.
Дино сглатывает и понимает, что молчит уже несколько секунд.
Кёя - или иллюзия - медленно улыбается, щурит глаза.
- Ну, и что надумал, Каваллоне?
Хибари Кёя не умеет так улыбаться, думает Дино. А жаль.
Зато Мукуро умеет.
Это не может быть Кёя, наконец понимает Дино, вспоминая, как разбегались черные трещины по щеке обреченного шпиона, а до него - по лицам десятков случайных медиумов Мукуро. Контракт не скроешь.
- Какая интересная идея, - легко говорит он и начинает расстегивать рубашку. - Значит, решил, что мне это понравится?
- Тебе понравилось, - "Кёя" не меняет позы, наблюдает прищуренными глазами за тем, как Дино раздевается. Почти так же, как наблюдал бы настоящий Хибари Кёя. То есть, мог бы наблюдать, если бы...
Дино не заканчивает мысль - задумывается о том, зачем в ванной все еще шумит вода, когда шутка уже раскрыта.
- Ты иллюзия, - решает Дино, когда его рубашка соскальзывает на пол.
- Почему? – лениво спрашивает "Кёя".
Дино неопределенно машет рукой, стаскивая джинсы. Это всегда было проблемой Мукуро – недооценка умственных способностей окружающих.
- Я неплохо знаю Хибари Кёю, - говорит Дино и садится на кровать. "Кёя" отстраняется – не всерьез, он хочет играть. Кем бы он ни был – он хочет играть, и Дино подминает его под себя, перехватывая запястья.
- А может, это ты иллюзия, - отвечает "Кёя". Его тон меняется, и серые глаза спокойны. Чтобы не чувствовать этого взгляда, Дино целует его в шею, и он вздрагивает, подается вверх, будто подставляя себя поцелуям. Это не похоже на Мукуро; как реагирует на ласки Кёя – Дино не знает. Наверное, Кёя на все реагирует одинаково: тонфами. Чертовски трудно перестать играть в угадайку.
- Мукуро, - шепчет Дино, оглаживая бока и живот "Кёи". – Все, повеселились – и хватит. Мне не нужен никто, кроме тебя. Если ты…
- Если я – что? – переспрашивает "Кёя" и неожиданно переворачивает Дино на спину. Дино пытается сесть, хотя бы приподняться, но "Кёя" соскальзывает вниз и, улыбаясь и не отрывая взгляда, дотрагивается кончиком языка до его члена.
А потом кто-то выключает воду. Хлопает дверь, и – голос Мукуро:
- Мне показалось, или… О.
Иллюзия по-прежнему улыбается и смотрит Дино в глаза.
Или не иллюзия.
- Ты не теряешь времени, - говорит Мукуро, и Дино не может понять: кому он это говорит.
Мгновенная потеря контроля похожа на ощущение падения - ощущение, хорошо знакомое Дино. Вот ты шагал по улице, а вот ты уже падаешь, наступив на собственный шнурок. Падаешь, споткнувшись о незаметный камень. Падаешь, натолкнувшись на прозрачный серый взгляд, а вскинув глаза, не можешь удержаться за другой, разноцветный - потому что он не держит тебя. Он тебя отталкивает.
- Не отвлекайся, - говорит Мукуро, и вот теперь он обращается не к Дино.
Серый взгляд меркнет, ресницы опускаются, темная голова наклоняется над членом Дино, губы прикасаются к головке, заставляют Дино вздрогнуть.
Мукуро подходит к кровати, упирается в нее коленом - и Дино тянется к нему, почти не сознавая этого. Взять за руку. Удержаться.
Пальцы цепляют полотенце, обмотанное вокруг бедер Мукуро.
- Похоже, тебе мало? - улыбается Мукуро, позволяя полотенцу упасть и глядя, как рука Дино падает вместе с ним. - Тогда я присоединюсь.
Он садится на кровать, и "Кёя" сдвигается, уступая ему место, но не прекращает делать то, что начал.
Дино чувствует, как по члену скользят вверх-вниз влажные губы, как проходится от яичек до головки язык.
Ему кажется, что он сходит с ума.
"Убери это", - хочет сказать Дино, но не говорит.
Если окажется, что "это" - действительно Кёя, он обидится, приходит в голову безумное оправдание.
Оправдание - это не правда.
Правда - в том, что Дино нравится происходящее.
Хотя вряд ли это Кёя.
Наверняка это не Кёя.
Надо надеяться на то, что это не Кёя.
- Если ты не возражаешь, - говорит Мукуро, легко толкает "Кёю" кончиками пальцев в лоб, заставляя отстраниться, выпустить член Дино изо рта, и наклоняется сам.
Дино сминает в руках простыню, стискивает зубы. Закрывает глаза - и снова открывает.
Он хочет это видеть.
Он хочет видеть, как Рокудо Мукуро и Хибари Кёя отсасывают ему одновременно.
И он видит.
Две головы сталкиваются над его бедрами, иссиня-черные волосы мешаются с глянцево-черными, а на его животе встречаются и сплетаются пальцами две руки - бледная, обманчиво хрупкая, привыкшая к перчатке как ко второй коже, и жесткая, со сбитыми костяшками и выступающей косточкой возле запястья.
Дино жмурится. Ему незачем смотреть, достаточно чувствовать, как член вылизывают сразу два языка, как губы прикасаются к головке именно так, как ему нравится, в то время, как другой жадный рот скользит по яичкам - тоже так, как ему нравится.
Все-таки иллюзия, думает Дино, все-таки иллюзия.
А потом все заканчивается, прикосновения прекращаются, и его члену - влажному от чужой слюны - становится неожиданно холодно. Дино открывает глаза.
Мукуро целует Хибари над его членом, крепко держа за затылок, не позволяя отстраниться, не глядя, сведя брови так, будто ему больно.
Это действительно иллюзия.
Дино видит, как пальцы Мукуро путаются в волосах "Кёи", проваливаются в сотканный из пламени Тумана затылок - Мукуро теряет контроль, ему сложно ощущать границы собственной иллюзии, и он сливается с ней, тонет в своем собственном пламени, тонет в поцелуе.
Дино хотел бы закрыть глаза снова - но не может.
Он никогда не видел, чтобы Мукуро целовался - так.
Иллюзия доверия
Однажды Мукуро спрашивает у Дино:
- Какой ты, когда тебя никто не видит?
За окном хмуро и серо, дождь барабанит в стекла, и кажется, что весь мир давно утонул в мутной, чуть солоноватой влаге, только их «Аутсайд» все еще покачивается на волнах. Это настроение. Просто паршивое настроение. Призрак Хибари Кёи встает между ними, сколько ни делай вид, что не произошло ничего особенного. Зачем они уже третий раз подряд встречаются в этом отеле?..
- Обычный, - подумав, отвечает Дино. – Только все время что-то роняю. Или сам падаю.
Мукуро негромко смеется – так, что вазочка с шоколадными конфетами, стоящая у него на животе, начинает трястись. Он любит шоколад – Дино, напротив, нет. Дино любит пиццу и Хибари Кёю. И тем приятнее кормить его с рук конфетами.
- А ты? – спрашивает Дино. Мукуро со вздохом отставляет вазочку и переворачивается на живот.
Первое правило их затянувшейся связи гласит: «Не говори мне о Хибари Кёе».
Второе правило утверждает: «Никогда не говори мне о Хибари Кёе».
Третье проще: «Секс не равен доверию».
Отсутствие одежды не означает открытости – Мукуро прожил столько жизней, сколько и не снилось Дино. Если бы Дино видел столько, сколько видел он…
- Эй, Мукуро. Ты что, спишь?
- Вряд ли ты захочешь это увидеть, - говорит Мукуро и улыбается. Улыбаться несложно, даже когда настроение такое же серое, как тучи за окном. Скрывать что-то - вообще несложно. Не скрывать - намного сложнее.
- А если захочу, - Дино улыбается тоже, то ли принимает улыбку за чистую монету, то ли принимает предложение сделать вид, что все в порядке. - Если захочу, ты мне покажешь?
- А если я тебе покажу, - Мукуро укладывает голову на сгиб локтя, водит лбом по собственному предплечью, кожей читая наизусть знакомый узор Эстранео, - ты будешь со мной трахаться?
- Конечно, буду, - говорит Дино так искренне, так торопливо, так... так успокаивающе, что Мукуро смеется снова.
- А если я страшное чудовище? - глухо говорит он, роняя слова в мягкую подушку. - Или одноногая беременная негритянка?
- Но не лесбиянка же, - Дино пытается перевести разговор в шутку. Это так мило с его стороны.
- Ну смотри, - говорит Мукуро, не шевелясь, не меняя положения, не поднимая головы.
Для того, чтобы управлять покровом иллюзии, шевелиться необязательно.
В наступившей тишине Мукуро ждет. Он хотел бы сказать: «Ты же обещал!», но вместо этого не торопится поворачивать голову. Что сейчас видит Дино? Почему он молчит? Лжец.
На исходе минуты Мукуро все-таки приподнимается, отрывая лоб от сгиба локтя, и длинные, похожие на извивающихся змей, лианы раскрываются веером за его спиной. Подрагивают чашечки лотосов – бледно-розовые, пламенеющие изнутри, и Дино смотрит на них расширенными, остановившимися глазами. По стеблям стекают густые прозрачные капли сока. Дино зябко ежится.
- А ведь я тебе поверил, - говорит Мукуро и встает, демонстрируя всего себя – человеческое тело, шлейф щупалец-цветущих лиан, прочные кожистые листья под ногами. У Мукуро нет корней. У Мукуро не было ни единой причины доверить свою тайну Дино.
Неожиданно Дино садится, встает с кровати, подходит. На мгновение замирает перед округлым листом – там, где начинается темно-зеленая глянцевая кожица.
- Мукуро, - говорит Дино, глядя под ноги. – Можно? Тебе не будет больно?
- Это все, что тебя беспокоит?
- Это главное, - после короткой паузы говорит Дино, и в этот момент он выглядит человеком, в которого можно влюбиться.
В которого мог бы влюбиться другой человек.
- Не будет, - говорит Мукуро и ловит Дино лианой за локоть. Мягко тянет к себе, вынуждая наступить на плотные листья, раскинувшиеся по полу. Зеленый ковер пружинит, заставляет Дино пошатнуться, потерять равновесие - но еще одна лиана поддерживает его с другой стороны, а листья под ногами изгибаются так, чтобы ему было удобнее. Чтобы ему казалось, что он твердо стоит на ногах.
- Ты... - говорит Дино, кусает губы, протягивает руку над плечом Мукуро. Стебель, увенчанный цветком, наклоняется к нему, позволяет прикоснуться к нежным, почти бесплотным лепесткам - и вдруг сжимается в бутон, удерживая кончики пальцев. Дино вздрагивает; Мукуро знает, от чего - сейчас его пальцы обволакивает прохладный густой сок. Интересно, рискнет ли Дино попробовать его на вкус.
Интересно, чего он еще захочет.
Похоже, Дино Каваллоне сумасшедший – он хочет трахаться.
В последнее время им было так скучно вместе, а теперь Мукуро смог его удивить. Впрочем, чудовище в постели – это в стиле мафии. Мукуро говорит все это себе, он обесценивает, врет и передергивает, иначе невозможно вынести слепую, бесстрашную нежность Дино, дотянувшегося-таки губами до лепестков.
- Позволь мне, - все-таки решается Мукуро, и Дино кивает.
- Не бойся, - отвечает он.
Никогда еще Мукуро не был в такой опасности. Он понимает, что нужно бежать – Дино нащупал его сердце, но пока еще не сжал в кулаке. Но вместо этого он смотрит, как Дино закрывает глаза и падает назад – лианы подхватывают его, обвивают руки и ноги, трутся о кожу своими мягкими, бархатистыми стеблями, тычутся бестолково, жадно и будто умоляя. Огромный цветок проскальзывает между его ног, щекочет лепестками мошонку, ласкает напряженный член. Тело Мукуро живет своей жизнью. Или оно просто не умеет врать?
- И ты не бойся, - говорит Мукуро, а потом дотрагивается пальцами до его щеки – странно несмело, едва не отдергивая руку. Дино тянется к нему сам, вталкивает член в плотно сжатые лепестки, прижимается щекой к ладони. Каково ему? - думает Мукуро, гладя Дино по лицу человеческой ладонью, обхватывая его мошонку хрупкими только на вид лепестками, обволакивая яички прохладным цветочным соком. - Каково ему чувствовать все это сразу?..
Мукуро думает о Дино, чтобы не думать о себе - но тело его вовсе отказывается думать, предпочитая действовать. Еще один побег тянется вверх, удлинняясь, на глазах теряя полупрозрачность и наливаясь яркой живой зеленью; бутон на его конце набухает, но не раскрывается, наоборот - сжимает лепестки плотнее и плотнее. Мукуро улыбается, когда этот побег отталкивает его собственную руку и прикасается к губам Дино, давит на нижнюю - Дино невольно приоткрывает рот, впуская крепко сжатый бутон, обхватывает его губами и только потом открывает глаза.
Мукуро почти разочарован. Оказывается, он надеялся, что Каваллоне запаникует; отшатнется; покажет отвращение. Наконец.
Но Дино тоже улыбается; смотрит Мукуро в глаза и открывает рот шире. Даже не облизывает - осторожно ласкает языком бледно-розовый бутон, целует лепестки, водит губами по их бархатистой плоти - и это оказывается неожиданно приятно, так приятно, как никогда не было человеческому телу Мукуро; сложно было бы даже вообразить, что подобное наслаждение возможно.
- Не думал, - медленно говорит Дино, подняв руку, отведя на мгновение гибкий стебель от лица, - что цветы могут издавать такие звуки.
И снова улыбается, и снова целует сжатые лепестки.
Увлеченный этим занятием, он не замечает, что цветы налились багрянцем, а сок струится по стеблям, срываясь вниз длинными вязкими каплями. Мукуро больно прикусывает губу – секс в его настоящей форме всегда оказывался для партнеров губительным. Последним. И его никогда это не волновало: лотос растет на крови, иллюзия берет начало… он сбивается с мысли – губы Дино, обхватившие бутон, втягивающие его внутрь, мешают сосредоточиться.
- Нет, - шепчет Мукуро, - нет, прекрати.
Кому он это шепчет? Дино? Себе? Его выкручивает в спазме удовольствия, остром и похожем на вспышку, и первое, что он делает, когда приходит в себя – нащупывает взглядом Дино. Может, это кровавые ошметки. Может – выпотрошенный труп. Нет, пронесло.
- Похоже на джем, - улыбается Дино.
- Прости, что нет булочек, - зло говорит Мукуро и отрывает от него сопротивляющийся бутон. – На сегодня достаточно экзотики.
Он подходит вплотную к Дино, заставляя цветы и побеги опасть, отступить, исчезнуть; прижимается, закидывает ногу ему на талию. Находит наощупь губы – и правда, как джем – но Дино отстраняется.
- Что, обычный секс тебя уже не устраивает?
- Я хочу… - Дино шепчет ему на ухо, неровное, сбитое дыхание обжигает кожу. Он объясняет, как он хочет, и на последнем "пожалуйста, всего один раз" Мукуро не выдерживает.
- Как пожелаешь, - говорит он, не отпуская Дино, прижимая его к себе снова, позволяя новым побегам прорасти из-под ног, обвить их обоих. - Как пожелаешь.
Это будет сложно, - думает Мукуро, пока лианы разделяют их, роняют Дино на кровать, не выпуская из гибких объятий; пока бутоны расцветают на концах стеблей, целуя Дино везде, заставляя его стонать и вскрикивать, изгибаться, подставляя всего себя этим прикосновениям.
Это будет сложно, но проще, чем было бы несколько минут назад.
Удержаться. Сейчас уже есть шанс удержаться. Он уже получил свое удовольствие. Он уже может себя контролировать.
Он на это надеется.
Он стоит возле кровати неподвижно - то есть, не шевелясь человеческим своим телом - и смотрит, как новый побег проталкивается между остальных, и остальные послушно расходятся, оплетают бедра Дино, тянут в стороны, заставляя его открыться навстречу. Дино ахает, когда твердый, истекающий вязким соком бутон проникает в него нежно и настойчиво, втискивает сжатый венец лепестков внутрь его тела, ввинчивается дальше - набухая, покручиваясь, лаская изнутри.
Не раскрывать лепестки, думает Мукуро, не замечая, что опускает ладонь на собственный член - машинально, не рассчитывая на особое удовольствие, просто по привычке - только не раскрывать лепестки, только не проникать слишком глубоко, только не врастать. Тело Дино такое жадное, такое открытое, такое... доверчивое, что удержаться почти невозможно.
Дино захлебывается стонами, дрожит, подается навстречу целующим его цветам, приподнимает бедра, словно стараясь втянуть в себя и так уже утонувший в его теле побег.
Мукуро сжимает свой член так, что ему становится больно.
Это помогает удержаться.
Это помогает удержаться даже тогда, когда цветок, облепивший лепестками член Дино, чувствует тепло и влагу, изливающиеся в него.
Дино всхлипывает беспомощно и обмякает. Лианы отпускают его, гладят на прощание, сползают с постели.
Мукуро вцепляется зубами в губу, заставляет побег выскользнуть из тела Дино, заставляет почти невыносимое, кипящее, заполняющее разум желание цветения утихнуть.
И закрывает глаза.
Для того, чтобы управлять покровом иллюзии, зрение не нужно.
- У тебя кровь, - говорит Дино вечность спустя.
Мукуро открывает глаза, поворачивает голову. Они лежат на кровати, Дино смотрит на него нежно, безумно и растерянно.
- Кровь на губе, - повторяет он. - Красная. Это... иллюзия?
Мукуро улыбается, слизывает соленые капли с прокушенной губы.
- Каваллоне, - говорит он врастяжку, внимательно глядя на лицо Дино. - Это всё - иллюзия.
Дино моргает.
Мукуро смеется.
- Ты что, - говорит он. - Поверил? Ты вообще в здравом уме, Каваллоне?
Он смотрит, как тускнеет безумный свет в глазах Дино, и с облегчением чувствует, что его сердце вновь ничто не держит.
Желание цветения затихает тоже, сворачивается где-то глубоко внутри гибким кольцом лианы, засыпает в нераскрывшемся бутоне. Вряд ли навсегда - но можно надеяться, что надолго.
Иллюзия отсутствия
- Ты мне не веришь, - говорит Дино и коротко улыбается.
- Для тебя это новость?
- Ладно, - Дино вздыхает и вставляет ключ в замок. На мгновение замирает перед полуоткрытой дверью, непонимающе глядя на медную табличку с номером – "69".
А потом все-таки распахивает дверь.
- Так зачем ты меня позвал? – спрашивает Кёя.
- Хотел предложить выгодное дело.
- Какое, - Кёя заходит в номер как к себе домой. Трогает запыленную поверхность зеркала и недовольно морщится.
- Выгодное, - рассеянно повторяет Дино. – Контрабандная партия колец. Один деятельный синьор решил за моей спиной связаться с поставщиками. Тебе Облако, мне все остальное. "Цепь Маммона" делим пополам.
- И Туман.
- Что? – Дино, стоящий перед кроватью, недоуменно оборачивается. Или делает вид, что не расслышал.
- Мне кольца Облака и Тумана. "Цепь Маммона" делим пополам.
- Зачем тебе Туман? - спрашивает Дино.
- А тебе? - щурит глаза Кёя.
Дино пожимает плечами. Интересно, какого ответа он ждал - если ждал.
- Ты же не используешь это Пламя, - он зачем-то обходит вокруг кровати, смотрит под ноги. Как будто что-то ищет.
- Не использую.
- Я не понимаю, Кёя, - Дино по-прежнему не смотрит на него, не оборачивается. - В твоем комитете нет никого с пламенем Тумана.
- У тебя тоже.
- Ты не торгуешь кольцами.
- Нет.
Кёя знает, каким будет следующий вопрос - но Дино не задает его. Сует руки в карманы, садится - почти падает - на кровать, сутулится. Кёя смотрит на часы. Время, как обычно, идет мимо.
- Каваллоне, - говорит он.
Дино встряхивает головой и расправляет плечи. Встает, разворачивается к Кёе. Улыбается открыто - и напряженно.
- Мы давно не дрались, - говорит он так легко, будто эта мысль только что пришла ему в голову. - Три года? Больше?
- Если хочешь развлечься, - Кёя сжимает кулак, другую руку опускает в карман, коробочка с Роллом как будто тянется навстречу, - обратись к кому-нибудь другому. Я тебя просто убью.
Только сказав это, он понимает, что не лжет.
Он привык обещать Дино Каваллоне смерть - но сейчас он готов выполнить обещание.
- Если сможешь, - теперь Дино улыбается без напряжения. Это почти раздражает. Почти как раньше.
- Ладно, - соглашается Кёя. – Кто победит, забирает себе все кольца.
Дино кивает, смотрит мимо Кёи, и тот невольно оборачивается, следуя за его взглядом. В два широких шага Дино пересекает комнату, поднимает с пола что-то маленькое и блестящее, тут же вспыхнувшее синим пламенем. И прячет в карман.
- Да, договорились, - кивает небрежно. - Как хочешь.
Синее пламя гаснет.
- Так что, мы будем драться? - спрашивает Дино, и Кёя улыбается.
Он улыбается, доставая коробочку с Роллом. Он улыбается, глядя, как пространство искажается и вспенивается, а из стенок сферы прорастают стальные шипы. Коробочка трескается, крошится, осыпается песком под ноги. Улыбка примерзла к губам Кёи; он высвободил столько пламени, что чувствует – его человеческая оболочка вот-вот не выдержит.
Тогда Дино узнает.
До сих пор это знал только Верде.
Если бы не Верде, Кёя бы умер – оставаясь человеком.
Если бы не Верде, Кёя бы не пострадал.
Верде и его эксперименты. С кольцами; с коробочками; с пламенем предельной мощности; со спасением необратимо поврежденного предыдущими экспериментами тела Хибари Кёи.
Успешно завершены. Полностью засекречены.
Теперь Дино об этом узнает.
Вероятно, ненадолго.
- У тебя кровь, - обеспокоенно замечает Дино. Он оперся локтем на шип, темный и блестящий от оружейной смазки – так непринужденно, будто позирует перед камерой.
Убить его мало, его нужно победить. Разбить на куски его гордость. Заставить дрожать от боли и страха.
Кёя знает, зачем Дино понадобились кольца Тумана.
Тыльной стороной ладони он стирает кровь, сочащуюся из глаз, и говорит:
- Обратная игольчатая сфера герметична. В случае моей смерти она исчезнет – но на твоем месте я не стал бы рассчитывать на победу. Разве что тебе совсем не нужен воздух.
Кёе совсем не нужен воздух: его человеческая оболочка, мягкая и уязвимая, пропитана регенерирующим гелем, имитирующим кровь. Но он потерял слишком много пламени – настоящей своей крови – и теперь силуэт Дино Каваллоне плывет перед глазами, а пламя продолжает вытекать, растворяясь в воздухе, впитываясь в ненасытную поверхность сферы.
- Тогда мы можем поговорить, - раздается голос Дино. – О чем-нибудь.
- О чем ты будешь жалеть, когда умрешь?
Кёя читает ответ в его мечтательной, короткой усмешке – и ничего не чувствует. Ни ярости, ни грусти, ни обиды.
- О своем цветке, - наконец отвечает Дино.
Это не тот ответ, которого ожидал Кёя. Не тот, который он прочел на лице Дино. Кёя не чувствует брезгливости - думает: что это за нежности; Кёя не чувствует сомнения - думает: что, если он ошибся; Кёя почти не чувствует неуверенности.
- А ты? - прерывает его размышления Дино. Он уже не опирается на шип, а гладит его поверхность ладонью, сжимает пальцы, доходя до конца шипа, неосознанно и почти непристойно. Кёя смотрит и не испытывает отвращения.
- Ни о чем, - наконец отвечает он.
Это правда. То, о чем он мог бы пожалеть, ему не принадлежит. Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.
Дино смотрит на него с сочувствием, и это оскорбительно.
- А что у тебя за цветок? – Кёя преувеличенно серьезен. Он почти ослеп – Дино кажется ему темной тенью, размытым пятном.
Ничтожным препятствием.
Кёя не чувствует ни ярости, ни…
Он не может проговорить это даже в мыслях, и неожиданно ловит на этом себя, и с болезненным удовольствием признается себе: ни ревности.
Он не чувствует ни ярости, ни ревности.
- Что за цветок? – Дино дышит часто и неглубоко, с хрипом, и делает паузы. – Странный. Пугающий. Прекрасный. Стоит один раз его увидеть…
Кёя шагает вперед. Почти с облегчением видит Каваллоне, сидящего на полу, на корточках, и держащегося за шип. Темные пятна смазки на щеке и волосах.
- Да кому нужен твой дурацкий цветок, - говорит Кёя. – Рокудо Мукуро. Что у тебя с ним.
Каваллоне смотрит на него и смеется, и глаза у него такие шалые, такие больные, что Кёя чувствует, как что-то мягко и колко сжимает несуществующее сердце.
У Кёи нет сердца.
Когда он поднимает руки с зажатыми в них тонфами, он ощущает, как вытекают последние капли пламени. Дино тянется за кнутом на поясе – то и дело теряя сознание, то и дело заставляя себя возвращаться.
- Я так и знал, - Дино смеется, задыхается, прекращает смех. – Знал, что ты тоже не человек.
- Что значит "тоже", - обрывает его Кёя.
Дино улыбается и качает головой, смотрит на Кёю то мерцающими, то тускнеющими глазами, опускает и поднимает веки как будто с трудом.
- Ты не узнаешь, - говорит он, хрипя так, словно последний оставшийся в сфере воздух рвет его горло.
- Я узнаю.
Пламени больше нет, и Кёя теряет равновесие, упирается ладонью в поверхность сферы, как будто это может его поддержать. Ведет ладонью по гладкой теплой поверхности, опускается на одно колено рядом с Дино. Приваливается к стене сферы, чувствует плечом знакомое, привычное, близкое. Чувствует собственное пламя, которое уже не может вернуть.
- Я узнаю, - повторяет он.
- Мы умрем, - губы Дино едва шевелятся, голос не слышен, но Кёя умеет читать по губам.
Когда-то количество пламени зависело от решимости. Веры в себя. Злости. Когда-то у Кёи оно не кончалось.
Теперь он чувствует, как пустота выжимает его, выкручивает наизнанку. Может, будь у него сердце, там бы еще оставалось немного пламени. Может, будь у него вера, он бы смог встать на ноги. Но у него есть только решимость - и он не приказывает сфере раскрыться. Даже когда перед глазами наконец темнеет, звон в ушах заглушает звуки - и он едва слышит, как с мягким шорохом падает на дно сферы тело Дино.
Потом звон тоже кончается.
А потом треск и сияние, и Кёя открывает глаза, но видит только зелень – упрямые, упругие побеги, горящие синим пламенем, разрывающие облачную сферу – бесчувственно и больно, наживую.
Над ним колышется потолок гостиничного номера. Кёя слышит голос:
- Кажется, я помешал. А, Дино?
Выдох.
Шум.
- Похоже на то, - отвечает Дино, и Кёя думает: "Ну давай. Испорти все, что только можешь".
Синее пятно фокусируется перед глазами; пальцами, бережными, как лепестки лотоса, Мукуро трогает его лицо.
- Ты сказал, что он не человек, - говорит Мукуро. – Что это значит?
Или:
- Он сказал, что ты не человек. Что это значит?
Так трудно разобраться, что он говорит, но Кёе кажется – теперь все будет хорошо.
Не иллюзия
Мукуро говорит:
- Цыплячьи гонки. Развлечение для малолетних идиотов, отбросов генофонда.
Его голос звучит осуждающе, то приближается, то отдаляется. Хибари кажется, что в гостиничный номер пришли джунгли: по потолку скользят тени животных и змеящихся лиан.
Хибари кажется, что он в любой момент может подняться. У него есть две фазы: живой или мертвый. Он жив; он досчитает до трех и встанет.
Сейчас, чуть позже.
Мукуро говорит:
- И зачем, скажи на милость, ты втянул в это Дино?
Хибари кажется, что ему снова шесть лет – именно тогда его в последний раз отчитывали. Он мог бы убить Мукуро и снять с трупа кольца Тумана – это восполнило бы потерянное пламя, но сначала нужно подняться.
- Ты умираешь.
Мукуро – размытое, неясное пятно – оказывается совсем близко и говорит:
- Он сказал, что ты не человек. Что это значит? Почему ты умираешь?
- Мне нужно твое пламя, - отвечает Хибари.
- Мое пламя, - повторяет эхо. Голос плывет, искажается. Всё искажается; Хибари не может даже досчитать до трех. Единица порождает иллюзии, двойка поглощает сознание, дальше ничего.
Так не должно быть.
- Мое пламя тебе не... - голос вновь искажается, дальше Хибари не понимает.
Мукуро прикасается к его лицу, и на счет "три" Хибари перехватывает и сжимает чужие пальцы.
Синий лепесток срывается с кольца Тумана, за ним еще один, и еще, и следующий. Кёя ловит их губами, думает - всегда хотел это сделать - и едва не смеется.
Почему он не отнимает руку?
- Мукуро, - говорит Дино вдалеке, голос обрывается хрипом, превращается в ничто, и Мукуро совсем рядом с Кёей отвечает прохладно:
- Я занят.
- Я тебя подожду, - сипло говорит Дино, что-то глухо шуршит, должно быть, он пытается встать, и Мукуро с той же равнодушной прохладцей откликается:
- Снаружи.
Еще один лепесток Тумана скользит по губам, ласкает пересохшее горло, опускается туда, где могло бы быть сердце.
Смерть отступает.
- Кёя, Кёя, - говорит Мукуро, убирая руку, и Кёя тянется за ней, но ладонь Мукуро тут же ложится на грудь, придавливает к полу, тяжелая и горячая.
На счет "раз" Кёя распахивает глаза, открывая рот в беззвучном крике.
На счет "два" пламя продолжает хлестать из раскрытой ладони, и лицо Мукуро приближается, становится болезненно четким; его взгляд, высокомерный – и такой жадный, ожидающий.
На счет "три" хлопает дверь номера: их становится двое.
- Ничего, - говорит Мукуро. – Он мне и не такое прощал.
Кея садится – его переполняет пламя, прохладное и колкое, чужое до головокружения, сводящее с ума. Он хватает Мукуро за руку, дергает, прижимает к себе так крепко, что не вырваться.
- Не говори так, - бормочет он в растрепанные волосы, чувствуя, как они щекочут губы. – Не смей к нему возвращаться, даже не думай.
Мукуро отстраняется, а потом хмыкает, расслабляясь.
- Глупый Кёя…
Он все еще немного удивлен – что за странное существо этот Кёя, и как он может без вреда для себя поглотить столько пламени Тумана? Впрочем, не совсем без вреда: Кёя покачивается и тихо, пьяно смеется:
- Это все ты.
- Хибари Кёя, - говорит Мукуро, собираясь затем сказать - "возьми себя в руки", или может быть - "ты пожалеешь", или даже - "жалко выглядишь". Что-нибудь; что угодно.
- Рокудо Мукуро, - перебивает его Кёя, и повторяет снова: - Рокудо Мукуро. - Звуки перекатываются у него на языке, сминаются, затихают. - Закрой рот.
Мукуро молча наблюдает, как Кёя встает на ноги - сперва неуверенно, словно ныряя в воздух; как ловит равновесие, делает несколько шагов - плавно и бесшумно скользит по номеру, оглядывает его, будто не видел раньше. Мукуро так и стоит на одном колене, смотрит снизу вверх, в кои-то веки не может решить, что делать; Кёя оборачивается и улыбается.
- Твое пламя, - говорит он, - такое же, как ты сам. От него можно рехнуться, - и подходит, протягивая руку. - Ты нелепо выглядишь. Поднимайся.
Мукуро медлит мгновение, и Кёя улыбается шире.
- Было бы очень глупо, - говорит он, - сделать тебе какую-нибудь мелкую подлость. Например, отдернуть руку. Ты же не этого ждешь?
Мукуро встает на ноги; у Кёи теплая твердая ладонь - вполне человеческая.
- Я бы мог тебя убить, - говорит Кёя задумчиво и рассеянно, разглядывая пуговицы на рубашке Мукуро: верхние три расстегнуты, и он как будто пересчитывает их взглядом. - Но я не хочу.
- Что, правда? - спрашивает Мукуро, глядя мимо Кёи. – Какой неожиданный поворот.
Он пытается высвободить руку, но бесполезно.
- У меня есть все, кроме самого важного, - продолжает Кёя. – Кроме тебя. Сделай с этим что-нибудь.
Он делает сам - он делает шаг вперед; Мукуро отворачивается, и теплые губы соскальзывают с уголка рта по щеке. Кёя больше не пытается удержать Мукуро, руки висят безвольно и расслабленно; он ловит губами мочку уха, и от этого простого, нелепого движения по телу проходит электрическая дрожь.
Мукуро сдерживает стон, сдерживает побеги, рвущиеся наружу – пока он еще может это сделать.
Он привык к Дино, привык к их спокойным, слегка прохладным отношениям, к безопасности расстояния, к отсутствию обязательств.
Это во-первых - а во-вторых, он не уверен, что сможет остановиться. Кёя смотрит на него пьяно и расфокусированно, бессознательным движением облизывает губы – нет, теперь он уверен: он не сможет остановиться. Когда он придет в себя, от Кёи останутся одни кровавые ошметки.
На счет "три" Мукуро почти готов согласиться – и ощущение бездумного следования чужой воле настолько сильное, что все внутри перекручивает от бешенства.
- Ладно, - легко соглашается Мукуро, отстраняясь. – Закрой глаза и считай до трех.
- А потом? – спрашивает Кёя, закрывая глаза, и, не получив ответа, считает:
- Один. Два. Три.
Пламя Тумана, чужое и непривычное, словно вскипает в нем, колет миллионами игл изнутри, как будто рвется наружу - и на короткое мгновение Кёя совершенно уверен, что попался. Что проиграл. Что сейчас действительно умрет.
Он открывает глаза.
Гибкие зеленые побеги вьются перед ним, тянутся навстречу и отступают, раскрывая бутоны, слабея, свиваясь в кольца - а потом снова вздрагивают и рвутся к нему; лианы струятся по номеру, как зеленые ручьи; вокруг шеи Мукуро обвился, как прирученная змея, увенчанный бело-розовым цветком стебель; Мукуро криво усмехается, и Кёя отчетливо видит, что он в ярости.
Почему он злится, думает Кёя.
- Секс с участием посторонних предметов, - говорит Мукуро сквозь зубы, - занятие извращенное, но увлекательное. Спроси меня, могу ли я доставить тебе удовольствие. Могу. Один раз. Когда я закончу, ты...
- Ты что, пьян? - искренне удивляется Кёя. - Что ты несешь?
И видит, как Мукуро, собиравшийся сказать что-то еще, медленно закрывает рот.
- Я не удивлен, - сообщает Кёя, ловя ближайший к нему побег, глядя, как он обвивает руку, чувствуя, как нежные лепестки задевают кожу его оболочки. - Ты всегда был ненормальным. Я могу пристроить к дому оранжерею. Хочешь?
Побег наливается силой, дергает его, едва не вырывая руку из сустава, заставляет наступить на раскинувшиеся по полу широкие темные листья, прижимает вплотную к человеческому телу Мукуро.
- Ты думаешь, это иллюзия? - шипит Мукуро, сузив глаза, глядя сверху вниз, не позволяя отстраниться.
- Я вижу, что нет, - говорит Кёя. - И что?
В глазах Мукуро мелькает растерянность, и Кёя повторяет – так мягко, как только может, пытаясь убедить, пытаясь не вспугнуть:
- Я вижу, что это не иллюзия.
Мукуро прикрывает глаза на мгновение, а потом пожимает плечами:
- Не повезло тебе, Кёя.
- Почему?
- Потому что ты меня почти уговорил.
Вдруг лианы взлетают и падают, весь мир превращается в кипящее море пламени, синего и фиолетового, пустота внутри разрастается, становится огромной, а потом лопается, как мыльный пузырь.
Когда Кея приходит в себя, он первым делом находит взглядом Мукуро. Тот стоит почему-то внизу, смотрит, запрокинув голову, и лицо спокойное и отсутствующее, только губы дергаются.
- Я тут подумал, - говорит Кёя, оглядываясь по сторонам. – Если для тебя это так важно, я могу пристроить дом к оранжерее.
Он висит под потолком в клубке лиан, проткнувших его – оболочка уже начала регенерировать, и кажется, будто побеги вырастают из его тела.
- Кёя, - отвечает Мукуро, и его голос едва слышен сейчас. – Почему ты жив? Что ты такое?
- Смотри.
Кея поддевает края оболочки и с усилием разрывает их, выворачивает наизнанку вместе с каркасом ребер. Кроваво-красный гель струится по лианам, капает на пол. Там, внутри, под оболочкой, настоящий Кея – стальной остов, микросхемы и пламя, и еще зеленые стебли, и еще кое-что.
Когда Кёя сам заглядывает внутрь, он видит распустившийся цветок лотоса вместо отсутствующего сердца.
- Красиво, - говорит он. – Это твое?
- Нет, - отвечает Мукуро. - Твое.
@темы: daana & Коробка со специями, 6918
понедельник, 02 июля 2012
варенье на завтра
Название: Все райские бутоны
Автор: Коробка со специями и daana
Жанр: бордель-AU, крэк
Рейтинг: R
Пейринги: 8059, R27, 1869, XS
Заявка с миникинка: 8-29. Ямамото/Гокудера, Реборн/Тсуна, Хибари/Мукуро. AU. Ямамото, Реборн и Хибари снимают в борделе трёх шлюх. Трахаться в одной комнате. Тсуна новичок и очень стесняется. Комментарии Мукуро в процессе. (Отдельная благодарность автору, если на «шлюхах» будут элементы женской одежды)
3 800 словЯмамото, конечно, знал о нравах, царивших на верхних этажах Корпорации, но такого он не мог даже предположить. Сегодня один из исполнительных директоров, вредный коротышка Реборн (компенсирующий свой рост размером сигары, диаметром шляпы и злым языком) подошел к нему, похлопал по плечу и сказал:
- Поздравляю с окончанием испытательного срока, господин бюрократ шестьдесят восьмого класса Ямамото Такэси! С самого начала, как тебя увидел, подумал, что ты прирожденный чиновник.
- Спасибо, Реборн-сан, я так вам благодарен, - ответил Ямамото. Он был воспитанным японцем, и хоть и торопился домой – трансляция бейсбольного матча должна была начаться уже через двадцать минут – но виду не подавал. К тому же, он уважал Реборна. Тот был выдающимся бюрократом и управленцем!
- Это нужно отметить, - задумался Реборн. А потом обернулся и помахал кому-то рукой:
- Эй, Хибари! Хибари Кёя! Сегодня как обычно?
О нет, - подумал Ямамото, глядя, как к ним мрачно выруливает начальник службы безопасности.
О начальнике СБ ходили самые разные слухи. Например, что он киборг пятого поколения - из тех, которые, как говорилось в старом анекдоте, не захватывают мир только потому, что он им отвратителен. Или что он тайный зоофил (в это Ямамото не верил). Или что сотрудники, нарушившие правила Корпорации, пропадают вовсе не за вакуумными дверями главного входа, сжимая в руке уведомление об увольнении, а где-то внизу, на подземных этажах, занятых службой безопасности.
- А, коротышка, - сказал, подойдя, Хибари Кёя. Ямамото подумал, что если бы директора Реборна так назвал кто угодно другой, это бы наверняка плохо кончилось.
- Кто бы говорил, - мирно откликнулся Реборн. - Поехали. Господин Ямамото Такэси, составите нам компанию?
Хибари Кёя изогнул бровь и посмотрел на Реборна вопросительно.
Ямамото бровь изгибать не стал, но в остальном последовал его примеру. Приглашение оказалось мало того, что неожиданным, так еще и непонятным - но отказываться от приглашения господина исполнительного директора субординация запрещала категорически.
У шлюза уже ждал черный аэрокар с затемненными стеклами, дверь беззвучно отъехала вверх, и Ямамото очутился в царстве тьмы и роскоши. Он осторожно уселся на кожаное сидение, поерзал, посмотрел на часы – матч уже начался – и, печально вздохнув, вытянул ноги. Хибари посмотрел на него неодобрительно, демонстративно отвернулся, ослабляя галстук, и поинтересовался:
- А если проболтается?
- Тогда ты его устранишь, - ответил Реборн и заговорщически подмигнул Ямамото. Хибари согласно кивнул, протянул руку – из стены выехал кибербар, от которого отделился манипулятор с хрустальным фужером.
Хибари отпил, поморщился.
- На два градуса теплее, чем должно быть.
- Хм, - ответил Реборн.
- И слишком много пены, - мрачно сообщил Хибари.
- По-моему, ты нервничаешь, - сказал Реборн.
Хибари промолчал и одним глотком допил шампанское.
С такой-то должностью и не нервничать, - неожиданно сочувственно подумал Ямамото и вдруг поймал на себе внимательный взгляд Реборна.
- Могу я спросить…
- Мы едем трахаться, - ответил тот.
- Со мной? – оторопел Ямамото. Ни господин директор, ни суровый начальник СБ не вызывали у него ничего, кроме уважения.
- В бордель, - не глядя, уточнил Хибари.
- К тому же, у них сегодня новое поступление, - черные глаза Реборна заблестели в предвкушении.
Ямамото подавил вздох облегчения и широко улыбнулся.
- Благодарю вас за приглашение, Реборн-сан, Хибари-сан.
- Кого ты предпочитаешь, Ямамото? - господин исполнительный директор продемонстрировал снижение уровня официальности сразу на несколько пунктов. - Девочек, мальчиков, зооморфов, киборгов, невменяемых психопатов со склонностью к немотивированной агрессии?
Ямамото почувствовал, что не готов мгновенно ответить на этот вопрос. Но тут Хибари очень удачно закашлялся, дав ему время на размышления.
- Людей, - уверенно сказал Ямамото, когда начальник СБ наконец перестал кашлять и получил от кибербара стакан воды.
- Пф, - Реборн то ли скривился, то ли усмехнулся. - В твоем возрасте, Ямамото-кун, стоит больше интересоваться окружающим миром.
Говорил он так, будто читал лекцию. Ямамото некстати вспомнил, что по слухам, в молодости Реборн был то ли наемным убийцей, то ли школьным учителем. Хотя это скорее всего была ложь - вряд ли Реборн был настолько стар, чтобы застать эпоху живого обучения.
Тем временем они вылетели из центра Вонгола-Сити. Роскошные палаццо и сверкающие в багровом закате небоскребы сменились сомнительного вида лавчонками и серыми приземистыми домами. Ямамото ни разу не доводилось бывать в трущобах, но, похоже, господин исполнительный директор и господин начальник службы безопасности были там частыми гостями. Перед радужной вывеской, гласящей «Райские Бутоны Удовольствия», аэрокар остановился. Хибари вышел и деловито направился к дверям.
- Эй, Хибари, - окликнул его Реборн.
Тот обернулся.
- Если ты и на этот раз заявишься без цветов – выебанными окажутся твои мозги.
- Какое извращение, - мрачно сказал Хибари и направился обратно к кару. – Поедешь со мной, коротышка?
- Я тут подожду! – заулыбался Ямамото. – Никогда не был в трущобах, так интересно!
- Что думаешь насчет лилий? – Реборн догнал Хибари.
- Отличная идея.
Ямамото помахал рукой вслед аэрокару и с любопытством огляделся. Мимо прошмыгнула двухголовая крыса. Ветер носил по дороге жестянки и обрывки газет. Вывеска чуть искрила, а за углом, почти неслышные в уличном шуме, раздавались голоса.
Ямамото осторожно, на цыпочках, прокрался вглубь подворотни – и оказался перед внутренним двориком. Самого его заслонял мусорный бак почти в человеческий рост, и Ямамото мог спокойно наблюдать за происходящим.
- Гокудерааа! – рыдал тоненький, с каштаново-золотистыми волосами юноша, обхватив себя за узкие плечи.
- Гокудера, я боюсь!
Его собеседник сидел на ступеньке, почти невидимый в тени, и устало курил. Ямамото высунулся из-за бака, и в этот момент что-то тонко кольнуло его сердце.
В тусклом неоновом свете блеснули странным ртутным цветом волосы, в неподвижном воздухе повисло облачко сигаретного дыма.
- Все будет нормально, - сказал тот, кого испуганный юноша называл Гокудерой. - Не волнуйся ты, Десятый, было б из-за чего.
- Я не... - юноша шмыгнул носом. - Почему ты меня так называешь?
- Я же говорил, - отрывистые слова сопровождал новый дымный выдох. - До тебя таких было девять. Популярный типаж.
- Т-типаж, - повторил "Десятый". - Я не типаж, я... - он отвернулся к стене. - Я не хочу!
Ямамото стиснул зубы, когда Гокудера гибко встал со ступеньки и положил руку на плечи юноши.
- Ну хватит, - грубовато сказал он. - Хватит реветь, толку-то. Пошли, Десятый, помогу тебе умыться. А то еще наслушаешься. Если этот заметит.
- А он, - юноша, судя по движению руки, утер лицо, а потом доверчиво обернулся к Гокудере; неоновый свет отразился в больших распахнутых глазах. - Он всегда такой? Почему?
- Потому что он сука, - сквозь зубы сказал Гокудера, бросил окурок под ноги и затоптал тяжелым ботинком. - Пошли, время.
Ямамото, разумеется, не знал, о ком говорили молодые люди, но когда за ними закрылась дверь заднего хода, решил, что этот неизвестный ему уже не нравится.
Хозяин борделя Ямамото не впечатлил. Даже встречая почетных гостей, он выглядел грубым, ленивым и наглым. К тому же, время от времени позевывал. Для ответственного и трудолюбивого Ямамото такое отношение к работе было чем-то из ряда вон выходящим, а вот Реборн и Хибари, напротив, будто ничего не замечали. За спиной хозяина болталась длинноволосая тощая блондинка со злым лицом, да еще и, похоже, беременная, и время от времени раздавала указания громким неприятным голосом.
- Ну, чем порадуешь… - Реборн отмерил издевательски-точную паузу. – Босс?
Хозяин хмыкнул и ответил:
- Мне нравится, когда ты так меня называешь.
Реборн засмеялся и что-то ему ответил, а что, Ямамото уже не слышал, потому что по коридору им навстречу шел Гокудера, только вместо старой майки и джинсов на нем был короткий белый халатик медсестры на голое тело. Накрахмаленная шапочка с красным крестом немного сползла – сразу захотелось ее поправить, наверное, у него такие легкие и непослушные волосы, что на них ничего не держится…
- Эй, - потряс его кто-то за плечо. – Эй, Ямамото.
- А?
- Гокудера! – заорала блондинка. – Куда побежал, мусор! Сюда иди!
- Хорош, да? – подмигнул хозяин.
- Берем, - равнодушно отозвался Реборн. – Так что там насчет моего заказа?
- Тебе понравится, - ухмыльнулся хозяин. Потом перевел тяжелый взгляд на Хибари. - А тебе как обычно.
- Тратим время, - начальник службы безопасности умел позевывать не хуже хозяина борделя. С его локтя свисал роскошный букет натуральных вьющихся лилий, который сам Хибари, казалось, вообще не замечал.
- Так не тратьте, - немедленно окрысилась блондинка. - Гокудера, вон с тем пацаном пойдешь, понял? И чтобы без фокусов мне.
Ямамото даже не сразу сообразил, что "тот пацан" - это он сам: Гокудера, хмуро сводя брови, подошел к нему и встал рядом, уперев руки в бока. На его запястье звякнули тонкие металлические браслеты, шапочка с красным крестом все-таки не удержалась и поехала по волосам на ухо. Ямамото бездумно протянул руку и поправил её. Серебристые волосы оказались мягкими на ощупь.
- Алё! - сказала блондинка. - В апартаменты валите, что встали тут?!
Ямамото моргнул и обнаружил, что Реборн-сан и Хибари-сан уже удаляются по коридору.
Апартаменты оказались просторной гостиной, тусклые красные светильники таяли в полумраке. На диване, закинув ногу за ногу, сидела красивая женщина с длинными иссиня-черными волосами. На ней была форма горничной, но, судя по всему, обслуживать посетителей она не торопилась – даже заметила их спустя несколько секунд.
Интересно, для кого она, подумал Ямамото.
Женщина рассеянно оглядела посетителей, прищурилась, заметив лилии, и сказала недовольным мужским голосом:
- Я же просил лотосы.
- А я просил форму школьницы, - тем же тоном ответил начальник службы безопасности.
- Ладно, уел, - легко согласился… кажется, это все-таки был мужчина.
- Хибари отыгрывает очко, и счет становится 120:2 в пользу Мукуро! – оживленно прокомментировал Реборн, и тут же в ответ раздалось синхронное:
- Не твое дело, коротышка!
- Вы наш самый преданный болельщик, дорогой директор, - добавил Мукуро.
- Болельщик? – переспросил Хибари.
- А ты хочешь предложить ему поучаствовать?
В наступившей тишине скрипнула дверь, и на пороге показался тот самый юноша, друг Гокудеры. Форма сэйлор-воительницы из очень-очень старого аниме делала его еще более хрупким и беззащитным.
Ямамото почувствовал, что Гокудера рядом с ним напрягся, будто готовый защищать друга - и испытал одновременно и уважение, и недовольство. За второе ему немедленно стало стыдно.
- А, - сказал Мукуро, успевший отойти к кибербару и усесться на барную стойку рядом с агрегатом. - Наша новая знаменитость. Что, господин исполнительный директор, лошадка вас уже не интересует? Впрочем, о чем я говорю, кого он может заинтересовать.
- Он теперь свободен? - равнодушно поинтересовался Хибари.
- 120:3, - через секунду резюмировал Реборн. - Удачный у тебя день сегодня, Кёя. А ты иди сюда, - теперь он обращался к юноше, все еще мнущемуся у двери. - Как тебя зовут?
- Цу-цуна, - с ощутимым трудом выговорил тот.
- Цуцуна? – насмешливо передразнил Реборн. – С сегодняшнего дня будешь Никчемным Цуцуной.
- Он Цуна, - вмешался Гокудера и даже шагнул вперед, но Ямамото его удержал за полу халата. Короткая тряпка тут же разъехалась, обнажая бледные бедра, и Гокудера обернулся, с таким перекошенным от злости лицом, что Ямамото невольно удивился, как может этот гордый, вспыльчивый юноша быть той усталой шлюхой, которая курила, сидя на ступеньке.
- Извини, извини, - замахал руками Ямамото. – Я не специально!
- Офисный идиот, - прошипел Гокудера, но вернулся на место.
В это время Мукуро, сидящий на барной стойке, наклонился к Хибари и что-то шепнул ему на ухо. Хибари недоверчиво обернулся. Шагнул вплотную, между расставленных колен Мукуро и, потянув его за плечо вниз, что-то переспросил. Мукуро улыбнулся и кивнул.
- Да, кстати, - небрежно сообщил Хибари. – Он не просто Цуна, он Савада Цунаёси. Наследник мафии, носитель Пламени Посмертной Воли.
- Вау, - сказал Реборн и посмотрел так, что Цуна вздрогнул и попятился назад.
- Ну какая же ты сука, Мукуро, - пробормотал под нос Гокудера, и Ямамото, сам того не осознавая, ободряюще погладил его по руке.
Мукуро уперся подбородком в макушку начальника службы безопасности Корпорации и ласково улыбнулся Гокудере.
- Это точно? – спросил Реборн.
- Проверь, - усмехнулся Хибари, на мгновение оставив в покое шею Мукуро.
Ямамото не понял, о чем они говорят, но его участия в беседе, судя по всему, никто и не ждал. Хибари-сан и Мукуро очевидно не собирались терять время зря; Мукуро уже расстегивал на Хибари рубашку, обнимая его ногами за талию - Ямамото заметил, что из-под пышной юбки горничной выглядывают резинки кружевных чулок, и неожиданно пожалел, что на Гокудере чулок нет. Он огляделся, ожидая увидеть какие-нибудь двери, ведущие в отдельные комнаты.
- Что ищешь? - резко спросил Гокудера.
- Спальню, - Ямамото неловко развел руками, случайно задев локоть Гокудеры.
Тот зло хохотнул.
- Обойдешься. Твое начальство вон обходится. Ну что, отсосать тебе для начала или сразу?..
Ямамото на секунду замялся. Не то, чтобы его смущала перспектива получить сексуальные услуги при посторонних - но Гокудера вел себя так, будто совершенно не был заинтересован в его обществе.
Он и не заинтересован, - одернул себя Ямамото. - Он просто...
Слово "блядь" повисело на краю сознания и свалилось куда-то за край, так и не прозвучав в голове.
- Значит, наследник, - услышал Ямамото голос господина исполнительного директора. - И как тебя сюда занесло, никчемный Цуна? Зов души?
- Я… - Цуна замолчал.
- Покажи мне его, - приказал Реборн.
- А?!
- Твое Пламя.
Гокудера вздохнул, а потом толкнул Ямамото на круглый невысокий пуфик и неловко уселся к нему на колени, лицом к лицу. Склонился к губам – так, что в глазах у Ямамото потемнело – и деловито шепнул:
- Угомонись, дебил. Если рванет – беги и не оглядывайся. Эти двое давно искали наследника. Или эти трое. Тебя задавят как щенка, и не вспомнят. И отпусти мои ноги. Синяки останутся.
Ямамото зажмурился и потряс головой, пытаясь прийти в себя – Гокудера ерзал на коленях, терся нежной кожей о грубую ткань, видимо, хотел вывернуться. Ямамото прижал его к себе так, что ребра хрустнули, Гокудера слабо вскрикнул, и это было последней каплей – Ямамото застонал, стаскивая с его плеч халатик.
Неожиданно его отрезвила боль. Укушенное ухо невыносимо ныло и горело, Гокудера поправил халат и кокетливо хихикнул. Снова прижался, шепнул:
- Я тебе динамит в жопу засуну, ты понял, чертов планктон? Если живыми выберемся.
- А если не выберемся? – невольно улыбнулся Ямамото. Похоже, этот таинственный парень просто… стеснялся?
- Идиот.
- Ты такой красивый. Давай завтра пойдем на бейсбольный матч?
Гокудера отстранился и посмотрел на него странно, как слепой.
- Руки, - наконец сказал он.
Ямамото убрал руки – теперь он просто сидел, касаясь виском щеки Гокудеры, и мог наблюдать за происходящим в комнате. Первое, что бросилось в глаза – Хибари-сан и Мукуро, казалось, занятые друг другом и той одеждой, которая на них еще осталась, на самом деле внимательно и цепко следили за Цуной.
А тот шел к Реборну – медленно, неуверенно и будто против своей воли.
- Покажи мне, - повторил исполнительный директор, нехорошо щуря глаза.
- Я не понимаю, - пробормотал Цуна, останавливаясь перед Реборном и опуская голову. - Не понимаю вас. Я думал, я должен... Должен с вами...
- Идиот, - снова выдохнул Гокудера, и Ямамото понял, что на сей раз это не о нем.
- Предпочитаешь стать местной соской, никчемный Цуна? - Реборн улыбнулся углом рта. Очень неприятно улыбнулся. - Ладно, тогда приступай. Ну?
Ямамото следил, как мальчик неловко переминается перед директором Корпорации, опустив голову и теребя край короткой юбочки. Мальчика было жалко.
- Да он даже этого не умеет, - сказал через плечо Хибари Кёя, не вынимая рук из-под юбки Мукуро.
- Не отвлекайся, - укоризненно заметил ему Мукуро и запустил пальцы в его волосы. Сам он продолжал внимательно наблюдать за происходящим.
- Мне тебя заставить? - скучающе спросил Реборн.
Цуна вздрогнул и отступил на шаг.
Гокудера, видимо, наплевал на притворство - вцепившись в плечи Ямамото, он развернулся, чтобы видеть происходящее.
Господин исполнительный директор сделал вид, что собирается встать.
И тогда действительно рвануло.
Ямамото даже не понял, что произошло: оранжевая вспышка почти ослепила его, подсознательно он ждал рева пламени и грохота взрыва - но мягкая волна воздуха бесшумно уронила их с Гокудерой с низкого пуфика, Ямамото на спину, а Гокудеру на него, так, что они на мгновение встретились губами. Гокудера немедленно перекатился, вскочил на ноги, присел так, будто пуфик мог стать для него надежным укрытием. Ямамото посмотрел в сторону барной стойки.
Хибари-сан стоял перед стойкой, окруженный странным фиолетовым светом. За его спиной Мукуро, настолько невозмутимый, словно ничего не случилось, задумчиво подтягивал чулок, почти не уделяя внимания происходящему.
- Оставьте меня в покое, - сказал кто-то ровно и спокойно.
Ямамото с трудом сел - и понял, что это говорит Цуна.
Цуна, стоящий перед директором Реборном со сжатыми кулаками и пылающий тем самым оранжевым пламенем.
- Превосходно, - сказал директор Реборн и откинулся на спинку дивана. - Наконец-то.
- Рад, что вы рады, господин директор, - очень вежливо заметил Мукуро, оставив в покое чулки и начав расправлять кружевную наколку в волосах. - А теперь расскажите, как мы собираемся отсюда выбираться.
- Никак, - неожиданно подал голос Гокудера.
Все обернулись в его сторону, а он нахмурился и повторил:
- Никак. Сейчас это самое безопасное место для Десятого Вонголы, верно?
И вот тогда господин исполнительный директор все-таки соизволил подняться с дивана. Он пересек комнату так быстро, что Ямамото даже моргнуть не успел, не то, что подумать - но потом ствол пистолета директора Реборна уперся в лоб Ямамото, а Гокудера, перекатившись, вскочил на ноги и грязно выругался.
- Может, пойдем в спальню? – услышал Ямамото голос начальника службы безопасности. Голос был спокойный – только чуть подрагивал, будто Хибари-сан сдерживается, чтобы не засмеяться.
- Обойдешься, - преувеличенно капризно ответил Мукуро. – Твое начальство вон обходится.
Хибари-сан издал какой-то сдавленный звук.
- 121:3, - пробормотал Реборн. – Как дети, честное слово.
Ямамото видел, как его палец поглаживает спусковой крючок – медленно и сладострастно. Неожиданно, в какой-то вспышке озарения, он понял, что именно возбуждает исполнительного директора, и почему о его личной жизни знает только неразговорчивый Хибари-сан, повязанный с директором Реборном заговором.
- Нет, - медленно, будто во сне, сказал Ямамото.
- С самого начала, как тебя увидел, подумал, что ты – прирожденный киллер, Ямамото Такэси, - насмешливо и будто с сожалением ответил Реборн.
- Я сдаюсь! – крикнул Гокудера. – Да я вообще на вашей стороне!
Стало тихо.
Где-то хлопнула дверь.
- Никаких слабаков на моей стороне, - слова Реборна, почти неслышные, упали как камнепад.
- Вытесненное либидо и комплекс Наполеона в действии, - громким театральным шепотом сообщил Мукуро.
- Кстати, о комплексах, - Хибари-сан запнулся, но продолжил. – Выходи за меня замуж.
- Кёя, я могу только жениться. Но ход твоих мыслей…
- Реборн, - сказал Цуна.
И снова полыхнуло пламя.
Реборна отшвырнуло назад, но он устоял на ногах, оттолкнулся от стены и прыгнул на Цуну.
Тот сложил руки перед глазами – в зазоре между ладонями пульсировал раскаленный шар.
- Черт, - шепнул Гокудера, приобнимая Ямамото. – Вот теперь пора нам с тобой, офисный кретин, делать отсюда ноги.
- Ты его искал, да? – ответил Ямамото. – «Десятого».
- Шевелись, Никчемный Цуна! – прикрикнул Реборн, сбивая Цуну с ног. Тот покатился кубарем, поднялся на одно колено, встряхнул головой.
- Ты не в тире, болван, - добавил Реборн.
- Я Небо, - ответил Цуна. - Я принимаю всех на свою сторону.
- Красиво сказал, - Реборн двигался так стремительно, что Ямамото не успевал уследить за его перемещениями. - Теперь еще сделай что-нибудь. Если сможешь.
Движение завершилось; в следующее мгновение оказалось, что руки Цуны, объятые оранжевым пламенем, вывернуты за спину.
- Ну? - в полной тишине негромко спросил Реборн, наклонившись к уху Цуны.
- А я-то думал, - растягивая слова, заметил Мукуро, - что господин директор вообще импотент. А у него вон на что стоит. Почти как у тебя, Кёя.
- Только у меня? - очень ровно произнес Хибари-сан, а потом что-то упало с тяжелым металлическим грохотом. Видимо, кибербар со стойки.
Реборн отвлекся на долю секунды - и этой доли Цуне хватило, чтобы высвободить руки и впечатать Реборна в стену гостиной одним движением кисти. Ямамото, который завороженно смотрел на невероятную драку, увидел, как Цуна коротко улыбнулся краем губ. Или показалось?
- Он же выдохнется, - простонал Гокудера, похоже, забывший, что собирался валить с поля боя. - Он же еще не умеет...
Договорить он не успел: кипевшее вокруг Цуны пламя вздрогнуло, осело и потухло. Цуна пошатнулся и с трудом устоял на ногах.
- И-извините, - пробормотал он растерянно. - Простите, я не должен был...
- Да твою же мать, - сказал Реборн. Вынул пистолет и выстрелил в наследника мафии.
Цуна упал навзничь, нелепо взмахнув руками. Ямамото вздрогнул, вцепился в плечо Гокудеры, сминая полурасстегнутый дурацкий халатик. Почему-то он ждал, что в следующее мгновение Реборн будет стрелять в него или в Гокудеру - но Реборн прокрутил пистолет в руке и убрал под пиджак; а потом оранжевое пламя снова засияло у Цуны во лбу.
- Специальная пуля, - сказал Цуна, поднимаясь. - Спасибо. Продолжим?
И они продолжили.
Смотреть на это было почти неловко, и Ямамото отвел было глаза - но взглянув на барную стойку, понял, что туда смотреть, пожалуй, тоже не стоит.
Так что он стал разглядывать серебристые волосы и ухо Гокудеры.
Через полминуты Гокудера пошевелился. Небрежно – не глядя – стряхнул руку Ямамото с плеча и сообщил:
- Так уж и быть, я согласен на бейсбольный матч. Все равно здесь делать нечего.
- Боюсь, он уже закончился… - расстроился Ямамото – но тут же нашел выход: - Мы можем сходить в кино! В смысле, сегодня. А завтра на матч. Только ты…
Он вздохнул, пытаясь подобрать слова, чтобы не обидеть Гокудеру:
- Ты сможешь отпроситься с работы?
Гокудера непонимающе хлопнул серебряными ресницами, а потом, по-видимому, все-таки обиделся:
- Ты думаешь, я кто?!
Ямамото покосился на задравшийся почти до пояса короткий халатик и неуверенно ответил:
- Не знаю.
- Я киллер, а не блядь! – заорал Гокудера.
- А «Райские Бутоны», разумеется, не бордель, а секретная база наемных убийц, - насмешливо добавил Мукуро и вдруг глухо застонал.
Ямамото бросил короткий взгляд в сторону стойки и тут же отвернулся, покраснев.
- 121:4, - сообщил директор Реборн. – Должен признать, Кёя, это очень неординарный способ кого-то заткнуть.
- Хммпф, - ответил господин начальник службы безопасности.
Гокудера открыл рот, чтобы тоже что-то сказать, но тут дверь гостиной распахнулась и ударилась об стену. Ямамото еще не успел сообразить, что происходит - а директор Реборн уже поймал Цуну за предплечье, помешав атаковать себя в очередной раз, и швырнул в сторону с такой силой, что Цуна едва удержался на ногах.
- Все-таки решил влезть в это дело? - спросил он у человека, стоящего в дверях. - Зря.
Ямамото осторожно посмотрел на новоприбывшего.
Пламя, яркое и злое, казавшееся намного более яростным, чем пламя Цуны, полыхало вокруг него.
- Как невовремя, - заметил Мукуро совершенно спокойным голосом.
- Подождешь, - не менее спокойно откликнулся Хибари.
- Убирайтесь отсюда, - мрачно сказал хозяин заведения. - Все.
- Ты что же, Занзас, - Реборн прокрутил в руке неизвестно откуда взявшийся пистолет, - хочешь сказать, что не будешь нам мешать?
- Нахер вы мне нужны, - тот, кого он назвал Занзасом, немного повысил голос. - Из-за вашего грохота эту суку тошнит. Забирайте щенка и пошли вон.
Реборн помахал пистолетом, потом спрятал его в кобуру и миролюбиво сообщил:
- Ладно, ладно, не волнуйся. А то сам родишь, вот смеху будет. Всё-всё, уже уходим.
Занзас зевнул:
- И этих заберите. Блядей ваших. Толку от них тут.
- Я переоденусь, – сказал Мукуро. Зашуршала ткань юбки - видимо, он соскользнул с барной стойки.
- Нет необходимости, - заметил господин начальник службы безопасности. - Тебе идет.
- А мы в кино! – быстро сообщил Ямамото. - На семейную комедию с элементами экшена!
- Уж этого еще успеешь насмотреться, – хмыкнул Реборн. – Ну ладно. А мы с тобой, Ничтожный Цуна, наведаемся к Шимон, это рядом.
- А, «Туз Пик», - одобрительно покивал Гокудера. – Отличный бордель. У них там такие женщины есть.
Что ответил Реборн, Ямамото уже не слышал, но он знал, что сделает все для того, чтобы Гокудера навсегда забыл о борделях.
Хотя, возможно, ролевые игры…
Автор: Коробка со специями и daana
Жанр: бордель-AU, крэк
Рейтинг: R
Пейринги: 8059, R27, 1869, XS
Заявка с миникинка: 8-29. Ямамото/Гокудера, Реборн/Тсуна, Хибари/Мукуро. AU. Ямамото, Реборн и Хибари снимают в борделе трёх шлюх. Трахаться в одной комнате. Тсуна новичок и очень стесняется. Комментарии Мукуро в процессе. (Отдельная благодарность автору, если на «шлюхах» будут элементы женской одежды)
3 800 словЯмамото, конечно, знал о нравах, царивших на верхних этажах Корпорации, но такого он не мог даже предположить. Сегодня один из исполнительных директоров, вредный коротышка Реборн (компенсирующий свой рост размером сигары, диаметром шляпы и злым языком) подошел к нему, похлопал по плечу и сказал:
- Поздравляю с окончанием испытательного срока, господин бюрократ шестьдесят восьмого класса Ямамото Такэси! С самого начала, как тебя увидел, подумал, что ты прирожденный чиновник.
- Спасибо, Реборн-сан, я так вам благодарен, - ответил Ямамото. Он был воспитанным японцем, и хоть и торопился домой – трансляция бейсбольного матча должна была начаться уже через двадцать минут – но виду не подавал. К тому же, он уважал Реборна. Тот был выдающимся бюрократом и управленцем!
- Это нужно отметить, - задумался Реборн. А потом обернулся и помахал кому-то рукой:
- Эй, Хибари! Хибари Кёя! Сегодня как обычно?
О нет, - подумал Ямамото, глядя, как к ним мрачно выруливает начальник службы безопасности.
О начальнике СБ ходили самые разные слухи. Например, что он киборг пятого поколения - из тех, которые, как говорилось в старом анекдоте, не захватывают мир только потому, что он им отвратителен. Или что он тайный зоофил (в это Ямамото не верил). Или что сотрудники, нарушившие правила Корпорации, пропадают вовсе не за вакуумными дверями главного входа, сжимая в руке уведомление об увольнении, а где-то внизу, на подземных этажах, занятых службой безопасности.
- А, коротышка, - сказал, подойдя, Хибари Кёя. Ямамото подумал, что если бы директора Реборна так назвал кто угодно другой, это бы наверняка плохо кончилось.
- Кто бы говорил, - мирно откликнулся Реборн. - Поехали. Господин Ямамото Такэси, составите нам компанию?
Хибари Кёя изогнул бровь и посмотрел на Реборна вопросительно.
Ямамото бровь изгибать не стал, но в остальном последовал его примеру. Приглашение оказалось мало того, что неожиданным, так еще и непонятным - но отказываться от приглашения господина исполнительного директора субординация запрещала категорически.
У шлюза уже ждал черный аэрокар с затемненными стеклами, дверь беззвучно отъехала вверх, и Ямамото очутился в царстве тьмы и роскоши. Он осторожно уселся на кожаное сидение, поерзал, посмотрел на часы – матч уже начался – и, печально вздохнув, вытянул ноги. Хибари посмотрел на него неодобрительно, демонстративно отвернулся, ослабляя галстук, и поинтересовался:
- А если проболтается?
- Тогда ты его устранишь, - ответил Реборн и заговорщически подмигнул Ямамото. Хибари согласно кивнул, протянул руку – из стены выехал кибербар, от которого отделился манипулятор с хрустальным фужером.
Хибари отпил, поморщился.
- На два градуса теплее, чем должно быть.
- Хм, - ответил Реборн.
- И слишком много пены, - мрачно сообщил Хибари.
- По-моему, ты нервничаешь, - сказал Реборн.
Хибари промолчал и одним глотком допил шампанское.
С такой-то должностью и не нервничать, - неожиданно сочувственно подумал Ямамото и вдруг поймал на себе внимательный взгляд Реборна.
- Могу я спросить…
- Мы едем трахаться, - ответил тот.
- Со мной? – оторопел Ямамото. Ни господин директор, ни суровый начальник СБ не вызывали у него ничего, кроме уважения.
- В бордель, - не глядя, уточнил Хибари.
- К тому же, у них сегодня новое поступление, - черные глаза Реборна заблестели в предвкушении.
Ямамото подавил вздох облегчения и широко улыбнулся.
- Благодарю вас за приглашение, Реборн-сан, Хибари-сан.
- Кого ты предпочитаешь, Ямамото? - господин исполнительный директор продемонстрировал снижение уровня официальности сразу на несколько пунктов. - Девочек, мальчиков, зооморфов, киборгов, невменяемых психопатов со склонностью к немотивированной агрессии?
Ямамото почувствовал, что не готов мгновенно ответить на этот вопрос. Но тут Хибари очень удачно закашлялся, дав ему время на размышления.
- Людей, - уверенно сказал Ямамото, когда начальник СБ наконец перестал кашлять и получил от кибербара стакан воды.
- Пф, - Реборн то ли скривился, то ли усмехнулся. - В твоем возрасте, Ямамото-кун, стоит больше интересоваться окружающим миром.
Говорил он так, будто читал лекцию. Ямамото некстати вспомнил, что по слухам, в молодости Реборн был то ли наемным убийцей, то ли школьным учителем. Хотя это скорее всего была ложь - вряд ли Реборн был настолько стар, чтобы застать эпоху живого обучения.
Тем временем они вылетели из центра Вонгола-Сити. Роскошные палаццо и сверкающие в багровом закате небоскребы сменились сомнительного вида лавчонками и серыми приземистыми домами. Ямамото ни разу не доводилось бывать в трущобах, но, похоже, господин исполнительный директор и господин начальник службы безопасности были там частыми гостями. Перед радужной вывеской, гласящей «Райские Бутоны Удовольствия», аэрокар остановился. Хибари вышел и деловито направился к дверям.
- Эй, Хибари, - окликнул его Реборн.
Тот обернулся.
- Если ты и на этот раз заявишься без цветов – выебанными окажутся твои мозги.
- Какое извращение, - мрачно сказал Хибари и направился обратно к кару. – Поедешь со мной, коротышка?
- Я тут подожду! – заулыбался Ямамото. – Никогда не был в трущобах, так интересно!
- Что думаешь насчет лилий? – Реборн догнал Хибари.
- Отличная идея.
Ямамото помахал рукой вслед аэрокару и с любопытством огляделся. Мимо прошмыгнула двухголовая крыса. Ветер носил по дороге жестянки и обрывки газет. Вывеска чуть искрила, а за углом, почти неслышные в уличном шуме, раздавались голоса.
Ямамото осторожно, на цыпочках, прокрался вглубь подворотни – и оказался перед внутренним двориком. Самого его заслонял мусорный бак почти в человеческий рост, и Ямамото мог спокойно наблюдать за происходящим.
- Гокудерааа! – рыдал тоненький, с каштаново-золотистыми волосами юноша, обхватив себя за узкие плечи.
- Гокудера, я боюсь!
Его собеседник сидел на ступеньке, почти невидимый в тени, и устало курил. Ямамото высунулся из-за бака, и в этот момент что-то тонко кольнуло его сердце.
В тусклом неоновом свете блеснули странным ртутным цветом волосы, в неподвижном воздухе повисло облачко сигаретного дыма.
- Все будет нормально, - сказал тот, кого испуганный юноша называл Гокудерой. - Не волнуйся ты, Десятый, было б из-за чего.
- Я не... - юноша шмыгнул носом. - Почему ты меня так называешь?
- Я же говорил, - отрывистые слова сопровождал новый дымный выдох. - До тебя таких было девять. Популярный типаж.
- Т-типаж, - повторил "Десятый". - Я не типаж, я... - он отвернулся к стене. - Я не хочу!
Ямамото стиснул зубы, когда Гокудера гибко встал со ступеньки и положил руку на плечи юноши.
- Ну хватит, - грубовато сказал он. - Хватит реветь, толку-то. Пошли, Десятый, помогу тебе умыться. А то еще наслушаешься. Если этот заметит.
- А он, - юноша, судя по движению руки, утер лицо, а потом доверчиво обернулся к Гокудере; неоновый свет отразился в больших распахнутых глазах. - Он всегда такой? Почему?
- Потому что он сука, - сквозь зубы сказал Гокудера, бросил окурок под ноги и затоптал тяжелым ботинком. - Пошли, время.
Ямамото, разумеется, не знал, о ком говорили молодые люди, но когда за ними закрылась дверь заднего хода, решил, что этот неизвестный ему уже не нравится.
Хозяин борделя Ямамото не впечатлил. Даже встречая почетных гостей, он выглядел грубым, ленивым и наглым. К тому же, время от времени позевывал. Для ответственного и трудолюбивого Ямамото такое отношение к работе было чем-то из ряда вон выходящим, а вот Реборн и Хибари, напротив, будто ничего не замечали. За спиной хозяина болталась длинноволосая тощая блондинка со злым лицом, да еще и, похоже, беременная, и время от времени раздавала указания громким неприятным голосом.
- Ну, чем порадуешь… - Реборн отмерил издевательски-точную паузу. – Босс?
Хозяин хмыкнул и ответил:
- Мне нравится, когда ты так меня называешь.
Реборн засмеялся и что-то ему ответил, а что, Ямамото уже не слышал, потому что по коридору им навстречу шел Гокудера, только вместо старой майки и джинсов на нем был короткий белый халатик медсестры на голое тело. Накрахмаленная шапочка с красным крестом немного сползла – сразу захотелось ее поправить, наверное, у него такие легкие и непослушные волосы, что на них ничего не держится…
- Эй, - потряс его кто-то за плечо. – Эй, Ямамото.
- А?
- Гокудера! – заорала блондинка. – Куда побежал, мусор! Сюда иди!
- Хорош, да? – подмигнул хозяин.
- Берем, - равнодушно отозвался Реборн. – Так что там насчет моего заказа?
- Тебе понравится, - ухмыльнулся хозяин. Потом перевел тяжелый взгляд на Хибари. - А тебе как обычно.
- Тратим время, - начальник службы безопасности умел позевывать не хуже хозяина борделя. С его локтя свисал роскошный букет натуральных вьющихся лилий, который сам Хибари, казалось, вообще не замечал.
- Так не тратьте, - немедленно окрысилась блондинка. - Гокудера, вон с тем пацаном пойдешь, понял? И чтобы без фокусов мне.
Ямамото даже не сразу сообразил, что "тот пацан" - это он сам: Гокудера, хмуро сводя брови, подошел к нему и встал рядом, уперев руки в бока. На его запястье звякнули тонкие металлические браслеты, шапочка с красным крестом все-таки не удержалась и поехала по волосам на ухо. Ямамото бездумно протянул руку и поправил её. Серебристые волосы оказались мягкими на ощупь.
- Алё! - сказала блондинка. - В апартаменты валите, что встали тут?!
Ямамото моргнул и обнаружил, что Реборн-сан и Хибари-сан уже удаляются по коридору.
Апартаменты оказались просторной гостиной, тусклые красные светильники таяли в полумраке. На диване, закинув ногу за ногу, сидела красивая женщина с длинными иссиня-черными волосами. На ней была форма горничной, но, судя по всему, обслуживать посетителей она не торопилась – даже заметила их спустя несколько секунд.
Интересно, для кого она, подумал Ямамото.
Женщина рассеянно оглядела посетителей, прищурилась, заметив лилии, и сказала недовольным мужским голосом:
- Я же просил лотосы.
- А я просил форму школьницы, - тем же тоном ответил начальник службы безопасности.
- Ладно, уел, - легко согласился… кажется, это все-таки был мужчина.
- Хибари отыгрывает очко, и счет становится 120:2 в пользу Мукуро! – оживленно прокомментировал Реборн, и тут же в ответ раздалось синхронное:
- Не твое дело, коротышка!
- Вы наш самый преданный болельщик, дорогой директор, - добавил Мукуро.
- Болельщик? – переспросил Хибари.
- А ты хочешь предложить ему поучаствовать?
В наступившей тишине скрипнула дверь, и на пороге показался тот самый юноша, друг Гокудеры. Форма сэйлор-воительницы из очень-очень старого аниме делала его еще более хрупким и беззащитным.
Ямамото почувствовал, что Гокудера рядом с ним напрягся, будто готовый защищать друга - и испытал одновременно и уважение, и недовольство. За второе ему немедленно стало стыдно.
- А, - сказал Мукуро, успевший отойти к кибербару и усесться на барную стойку рядом с агрегатом. - Наша новая знаменитость. Что, господин исполнительный директор, лошадка вас уже не интересует? Впрочем, о чем я говорю, кого он может заинтересовать.
- Он теперь свободен? - равнодушно поинтересовался Хибари.
- 120:3, - через секунду резюмировал Реборн. - Удачный у тебя день сегодня, Кёя. А ты иди сюда, - теперь он обращался к юноше, все еще мнущемуся у двери. - Как тебя зовут?
- Цу-цуна, - с ощутимым трудом выговорил тот.
- Цуцуна? – насмешливо передразнил Реборн. – С сегодняшнего дня будешь Никчемным Цуцуной.
- Он Цуна, - вмешался Гокудера и даже шагнул вперед, но Ямамото его удержал за полу халата. Короткая тряпка тут же разъехалась, обнажая бледные бедра, и Гокудера обернулся, с таким перекошенным от злости лицом, что Ямамото невольно удивился, как может этот гордый, вспыльчивый юноша быть той усталой шлюхой, которая курила, сидя на ступеньке.
- Извини, извини, - замахал руками Ямамото. – Я не специально!
- Офисный идиот, - прошипел Гокудера, но вернулся на место.
В это время Мукуро, сидящий на барной стойке, наклонился к Хибари и что-то шепнул ему на ухо. Хибари недоверчиво обернулся. Шагнул вплотную, между расставленных колен Мукуро и, потянув его за плечо вниз, что-то переспросил. Мукуро улыбнулся и кивнул.
- Да, кстати, - небрежно сообщил Хибари. – Он не просто Цуна, он Савада Цунаёси. Наследник мафии, носитель Пламени Посмертной Воли.
- Вау, - сказал Реборн и посмотрел так, что Цуна вздрогнул и попятился назад.
- Ну какая же ты сука, Мукуро, - пробормотал под нос Гокудера, и Ямамото, сам того не осознавая, ободряюще погладил его по руке.
Мукуро уперся подбородком в макушку начальника службы безопасности Корпорации и ласково улыбнулся Гокудере.
- Это точно? – спросил Реборн.
- Проверь, - усмехнулся Хибари, на мгновение оставив в покое шею Мукуро.
Ямамото не понял, о чем они говорят, но его участия в беседе, судя по всему, никто и не ждал. Хибари-сан и Мукуро очевидно не собирались терять время зря; Мукуро уже расстегивал на Хибари рубашку, обнимая его ногами за талию - Ямамото заметил, что из-под пышной юбки горничной выглядывают резинки кружевных чулок, и неожиданно пожалел, что на Гокудере чулок нет. Он огляделся, ожидая увидеть какие-нибудь двери, ведущие в отдельные комнаты.
- Что ищешь? - резко спросил Гокудера.
- Спальню, - Ямамото неловко развел руками, случайно задев локоть Гокудеры.
Тот зло хохотнул.
- Обойдешься. Твое начальство вон обходится. Ну что, отсосать тебе для начала или сразу?..
Ямамото на секунду замялся. Не то, чтобы его смущала перспектива получить сексуальные услуги при посторонних - но Гокудера вел себя так, будто совершенно не был заинтересован в его обществе.
Он и не заинтересован, - одернул себя Ямамото. - Он просто...
Слово "блядь" повисело на краю сознания и свалилось куда-то за край, так и не прозвучав в голове.
- Значит, наследник, - услышал Ямамото голос господина исполнительного директора. - И как тебя сюда занесло, никчемный Цуна? Зов души?
- Я… - Цуна замолчал.
- Покажи мне его, - приказал Реборн.
- А?!
- Твое Пламя.
Гокудера вздохнул, а потом толкнул Ямамото на круглый невысокий пуфик и неловко уселся к нему на колени, лицом к лицу. Склонился к губам – так, что в глазах у Ямамото потемнело – и деловито шепнул:
- Угомонись, дебил. Если рванет – беги и не оглядывайся. Эти двое давно искали наследника. Или эти трое. Тебя задавят как щенка, и не вспомнят. И отпусти мои ноги. Синяки останутся.
Ямамото зажмурился и потряс головой, пытаясь прийти в себя – Гокудера ерзал на коленях, терся нежной кожей о грубую ткань, видимо, хотел вывернуться. Ямамото прижал его к себе так, что ребра хрустнули, Гокудера слабо вскрикнул, и это было последней каплей – Ямамото застонал, стаскивая с его плеч халатик.
Неожиданно его отрезвила боль. Укушенное ухо невыносимо ныло и горело, Гокудера поправил халат и кокетливо хихикнул. Снова прижался, шепнул:
- Я тебе динамит в жопу засуну, ты понял, чертов планктон? Если живыми выберемся.
- А если не выберемся? – невольно улыбнулся Ямамото. Похоже, этот таинственный парень просто… стеснялся?
- Идиот.
- Ты такой красивый. Давай завтра пойдем на бейсбольный матч?
Гокудера отстранился и посмотрел на него странно, как слепой.
- Руки, - наконец сказал он.
Ямамото убрал руки – теперь он просто сидел, касаясь виском щеки Гокудеры, и мог наблюдать за происходящим в комнате. Первое, что бросилось в глаза – Хибари-сан и Мукуро, казалось, занятые друг другом и той одеждой, которая на них еще осталась, на самом деле внимательно и цепко следили за Цуной.
А тот шел к Реборну – медленно, неуверенно и будто против своей воли.
- Покажи мне, - повторил исполнительный директор, нехорошо щуря глаза.
- Я не понимаю, - пробормотал Цуна, останавливаясь перед Реборном и опуская голову. - Не понимаю вас. Я думал, я должен... Должен с вами...
- Идиот, - снова выдохнул Гокудера, и Ямамото понял, что на сей раз это не о нем.
- Предпочитаешь стать местной соской, никчемный Цуна? - Реборн улыбнулся углом рта. Очень неприятно улыбнулся. - Ладно, тогда приступай. Ну?
Ямамото следил, как мальчик неловко переминается перед директором Корпорации, опустив голову и теребя край короткой юбочки. Мальчика было жалко.
- Да он даже этого не умеет, - сказал через плечо Хибари Кёя, не вынимая рук из-под юбки Мукуро.
- Не отвлекайся, - укоризненно заметил ему Мукуро и запустил пальцы в его волосы. Сам он продолжал внимательно наблюдать за происходящим.
- Мне тебя заставить? - скучающе спросил Реборн.
Цуна вздрогнул и отступил на шаг.
Гокудера, видимо, наплевал на притворство - вцепившись в плечи Ямамото, он развернулся, чтобы видеть происходящее.
Господин исполнительный директор сделал вид, что собирается встать.
И тогда действительно рвануло.
Ямамото даже не понял, что произошло: оранжевая вспышка почти ослепила его, подсознательно он ждал рева пламени и грохота взрыва - но мягкая волна воздуха бесшумно уронила их с Гокудерой с низкого пуфика, Ямамото на спину, а Гокудеру на него, так, что они на мгновение встретились губами. Гокудера немедленно перекатился, вскочил на ноги, присел так, будто пуфик мог стать для него надежным укрытием. Ямамото посмотрел в сторону барной стойки.
Хибари-сан стоял перед стойкой, окруженный странным фиолетовым светом. За его спиной Мукуро, настолько невозмутимый, словно ничего не случилось, задумчиво подтягивал чулок, почти не уделяя внимания происходящему.
- Оставьте меня в покое, - сказал кто-то ровно и спокойно.
Ямамото с трудом сел - и понял, что это говорит Цуна.
Цуна, стоящий перед директором Реборном со сжатыми кулаками и пылающий тем самым оранжевым пламенем.
- Превосходно, - сказал директор Реборн и откинулся на спинку дивана. - Наконец-то.
- Рад, что вы рады, господин директор, - очень вежливо заметил Мукуро, оставив в покое чулки и начав расправлять кружевную наколку в волосах. - А теперь расскажите, как мы собираемся отсюда выбираться.
- Никак, - неожиданно подал голос Гокудера.
Все обернулись в его сторону, а он нахмурился и повторил:
- Никак. Сейчас это самое безопасное место для Десятого Вонголы, верно?
И вот тогда господин исполнительный директор все-таки соизволил подняться с дивана. Он пересек комнату так быстро, что Ямамото даже моргнуть не успел, не то, что подумать - но потом ствол пистолета директора Реборна уперся в лоб Ямамото, а Гокудера, перекатившись, вскочил на ноги и грязно выругался.
- Может, пойдем в спальню? – услышал Ямамото голос начальника службы безопасности. Голос был спокойный – только чуть подрагивал, будто Хибари-сан сдерживается, чтобы не засмеяться.
- Обойдешься, - преувеличенно капризно ответил Мукуро. – Твое начальство вон обходится.
Хибари-сан издал какой-то сдавленный звук.
- 121:3, - пробормотал Реборн. – Как дети, честное слово.
Ямамото видел, как его палец поглаживает спусковой крючок – медленно и сладострастно. Неожиданно, в какой-то вспышке озарения, он понял, что именно возбуждает исполнительного директора, и почему о его личной жизни знает только неразговорчивый Хибари-сан, повязанный с директором Реборном заговором.
- Нет, - медленно, будто во сне, сказал Ямамото.
- С самого начала, как тебя увидел, подумал, что ты – прирожденный киллер, Ямамото Такэси, - насмешливо и будто с сожалением ответил Реборн.
- Я сдаюсь! – крикнул Гокудера. – Да я вообще на вашей стороне!
Стало тихо.
Где-то хлопнула дверь.
- Никаких слабаков на моей стороне, - слова Реборна, почти неслышные, упали как камнепад.
- Вытесненное либидо и комплекс Наполеона в действии, - громким театральным шепотом сообщил Мукуро.
- Кстати, о комплексах, - Хибари-сан запнулся, но продолжил. – Выходи за меня замуж.
- Кёя, я могу только жениться. Но ход твоих мыслей…
- Реборн, - сказал Цуна.
И снова полыхнуло пламя.
Реборна отшвырнуло назад, но он устоял на ногах, оттолкнулся от стены и прыгнул на Цуну.
Тот сложил руки перед глазами – в зазоре между ладонями пульсировал раскаленный шар.
- Черт, - шепнул Гокудера, приобнимая Ямамото. – Вот теперь пора нам с тобой, офисный кретин, делать отсюда ноги.
- Ты его искал, да? – ответил Ямамото. – «Десятого».
- Шевелись, Никчемный Цуна! – прикрикнул Реборн, сбивая Цуну с ног. Тот покатился кубарем, поднялся на одно колено, встряхнул головой.
- Ты не в тире, болван, - добавил Реборн.
- Я Небо, - ответил Цуна. - Я принимаю всех на свою сторону.
- Красиво сказал, - Реборн двигался так стремительно, что Ямамото не успевал уследить за его перемещениями. - Теперь еще сделай что-нибудь. Если сможешь.
Движение завершилось; в следующее мгновение оказалось, что руки Цуны, объятые оранжевым пламенем, вывернуты за спину.
- Ну? - в полной тишине негромко спросил Реборн, наклонившись к уху Цуны.
- А я-то думал, - растягивая слова, заметил Мукуро, - что господин директор вообще импотент. А у него вон на что стоит. Почти как у тебя, Кёя.
- Только у меня? - очень ровно произнес Хибари-сан, а потом что-то упало с тяжелым металлическим грохотом. Видимо, кибербар со стойки.
Реборн отвлекся на долю секунды - и этой доли Цуне хватило, чтобы высвободить руки и впечатать Реборна в стену гостиной одним движением кисти. Ямамото, который завороженно смотрел на невероятную драку, увидел, как Цуна коротко улыбнулся краем губ. Или показалось?
- Он же выдохнется, - простонал Гокудера, похоже, забывший, что собирался валить с поля боя. - Он же еще не умеет...
Договорить он не успел: кипевшее вокруг Цуны пламя вздрогнуло, осело и потухло. Цуна пошатнулся и с трудом устоял на ногах.
- И-извините, - пробормотал он растерянно. - Простите, я не должен был...
- Да твою же мать, - сказал Реборн. Вынул пистолет и выстрелил в наследника мафии.
Цуна упал навзничь, нелепо взмахнув руками. Ямамото вздрогнул, вцепился в плечо Гокудеры, сминая полурасстегнутый дурацкий халатик. Почему-то он ждал, что в следующее мгновение Реборн будет стрелять в него или в Гокудеру - но Реборн прокрутил пистолет в руке и убрал под пиджак; а потом оранжевое пламя снова засияло у Цуны во лбу.
- Специальная пуля, - сказал Цуна, поднимаясь. - Спасибо. Продолжим?
И они продолжили.
Смотреть на это было почти неловко, и Ямамото отвел было глаза - но взглянув на барную стойку, понял, что туда смотреть, пожалуй, тоже не стоит.
Так что он стал разглядывать серебристые волосы и ухо Гокудеры.
Через полминуты Гокудера пошевелился. Небрежно – не глядя – стряхнул руку Ямамото с плеча и сообщил:
- Так уж и быть, я согласен на бейсбольный матч. Все равно здесь делать нечего.
- Боюсь, он уже закончился… - расстроился Ямамото – но тут же нашел выход: - Мы можем сходить в кино! В смысле, сегодня. А завтра на матч. Только ты…
Он вздохнул, пытаясь подобрать слова, чтобы не обидеть Гокудеру:
- Ты сможешь отпроситься с работы?
Гокудера непонимающе хлопнул серебряными ресницами, а потом, по-видимому, все-таки обиделся:
- Ты думаешь, я кто?!
Ямамото покосился на задравшийся почти до пояса короткий халатик и неуверенно ответил:
- Не знаю.
- Я киллер, а не блядь! – заорал Гокудера.
- А «Райские Бутоны», разумеется, не бордель, а секретная база наемных убийц, - насмешливо добавил Мукуро и вдруг глухо застонал.
Ямамото бросил короткий взгляд в сторону стойки и тут же отвернулся, покраснев.
- 121:4, - сообщил директор Реборн. – Должен признать, Кёя, это очень неординарный способ кого-то заткнуть.
- Хммпф, - ответил господин начальник службы безопасности.
Гокудера открыл рот, чтобы тоже что-то сказать, но тут дверь гостиной распахнулась и ударилась об стену. Ямамото еще не успел сообразить, что происходит - а директор Реборн уже поймал Цуну за предплечье, помешав атаковать себя в очередной раз, и швырнул в сторону с такой силой, что Цуна едва удержался на ногах.
- Все-таки решил влезть в это дело? - спросил он у человека, стоящего в дверях. - Зря.
Ямамото осторожно посмотрел на новоприбывшего.
Пламя, яркое и злое, казавшееся намного более яростным, чем пламя Цуны, полыхало вокруг него.
- Как невовремя, - заметил Мукуро совершенно спокойным голосом.
- Подождешь, - не менее спокойно откликнулся Хибари.
- Убирайтесь отсюда, - мрачно сказал хозяин заведения. - Все.
- Ты что же, Занзас, - Реборн прокрутил в руке неизвестно откуда взявшийся пистолет, - хочешь сказать, что не будешь нам мешать?
- Нахер вы мне нужны, - тот, кого он назвал Занзасом, немного повысил голос. - Из-за вашего грохота эту суку тошнит. Забирайте щенка и пошли вон.
Реборн помахал пистолетом, потом спрятал его в кобуру и миролюбиво сообщил:
- Ладно, ладно, не волнуйся. А то сам родишь, вот смеху будет. Всё-всё, уже уходим.
Занзас зевнул:
- И этих заберите. Блядей ваших. Толку от них тут.
- Я переоденусь, – сказал Мукуро. Зашуршала ткань юбки - видимо, он соскользнул с барной стойки.
- Нет необходимости, - заметил господин начальник службы безопасности. - Тебе идет.
- А мы в кино! – быстро сообщил Ямамото. - На семейную комедию с элементами экшена!
- Уж этого еще успеешь насмотреться, – хмыкнул Реборн. – Ну ладно. А мы с тобой, Ничтожный Цуна, наведаемся к Шимон, это рядом.
- А, «Туз Пик», - одобрительно покивал Гокудера. – Отличный бордель. У них там такие женщины есть.
Что ответил Реборн, Ямамото уже не слышал, но он знал, что сделает все для того, чтобы Гокудера навсегда забыл о борделях.
Хотя, возможно, ролевые игры…
@темы: R27, 8059, daana & Коробка со специями, 6918